Смерть императора - Александр Старшинов (2014)

– Не надо никого звать. Идем в таблиний, я осмотрю твою рану. Я давно советовал императору запретить выращивать аконит. Спору нет, это красивый цветок, но я уже встречал десятки подозрительный смертей. Не сразу в таких случаях разберешь – отравлен человек либо это болезнь вызывает удушье. – Он взял Адриана за руку. – У тебя вся кожа горит. Не так ли?

– Точно.

– Покажи-ка мне язык.

Адриан хотел отмахнуться, но медик схватил его за руку.

– Ты тоже отравлен, – вынес свой вердикт Гермоген. – Но ты не пил яд… Нет, наверное, эта женщина, когда поняла, что отравилась, смазала клинок остатками смеси настойки и вина. Надо срочно пить воду, а еще немедленно принять слабительного. А как только жар сменится холодом, и ты ощутишь, что мурашки бегают по спине, а лицо немеет, я дам тебе своих капель. Чтобы сердце заставить вновь биться сильнее…

Появление Афрания не удивило Адриана. Удивило другое – почему бесчувственный прежде фрументарий так переживает, и сам побежал принести воды в таблиний Адриана, где наместник поместился на ложе, и велел немедленно затопить бани, ибо Гермоген советовал горячую ванну для борьбы с ядом. Но Адриану было так плохо – возбуждение сменилось смертельной слабостью, ему казалось, что он умирает, и страх смерти – ледяной, необоримый – охватил все его существо. А еще невыносимая боль терзала грудную клетку. Так что какое ему было дело до странного поведения Афрания? Гермоген дал наместнику горячего молока с каким-то пахучим корнем, мелко измельченным, отчего Адриана вырвало. А потом еще рвало несколько раз, но к утру наместнику полегчало. К полудню он был почти здоров, но еще очень слаб.

Всем, кто был в эту ночь во дворце, он запретил говорить о случившемся.

Потом – через несколько дней – наместник уверился, что яд в бокал подлила сама Береника. Подлила, предназначая отраву наместнику, но перепутала кубки. Выглядело подобное объяснение правдоподобно. Только Адриан не помнил, как такое пришло ему в голову. Не помнил, как услышал рассуждения на этот счет от Афрания, когда лежал в таблинии, умирая.

Но – с другой стороны – как еще все это можно было объяснить?

Глава V

Приск отправляется в путь

Весна 869 года от основания Рима

– Вот скажи, почему Кука всегда устраивается лучше всех? – спросил Малыш у военного трибуна Приска.

Вопрос, разумеется, был риторический. Малыш старому своему товарищу не завидовал – просто констатировал факт, что именно Кука умеет занять самое теплое место.

В самом деле – когда часть армии жила в палатках за городом в лагере – а другая в наскоро сооруженных временных хибарах на месте развалин, Кука как преторианец расположился в новеньких казармах, только что отстроенных специально для преторианской гвардии близ дворца. К тому же Кука сумел выбрать себе комнатку подальше от входа, и поселился он там на пару лишь с одним контуберналом[33], потому как остальные шесть были либо больны, либо погибли во время землетрясения, а преторианскую когорту, в которой служил Кука, еще не доукомплектовали – набранных сверх счета преторианцев в наличии не имелось.

Когда друзья зашли к нему в комнату, Кука дрых на кровати – он стоял четвертую стражу во дворце, посему после построения и короткой разминки мог теперь целый день проваляться без дела. Впрочем, мысль о предстоящем обеде должна была его заставить подняться. Во всяком случае – оторвать голову от подушки.

– А, кого я вижу! Наш доблестный трибун и не менее доблестный фабр! – пробормотал Кука, но с постели не встал. – Гай, ты зашел пригласить меня на виллу Филона? Говорят, там ежевечерне устраиваются обалденные обеды. Мог бы по старой дружбе шепнуть номенклатору[34] Филона мое имя. А то пируешь на дармовщинку, а старых друзей не зовешь.

– А я думал, мы будем обедать за твой счет, – без тени улыбки сказал Приск. – Аза обедом не торопясь обсудим наш грядущий поход.