Смерть императора - Александр Старшинов (2014)

Однако император не торопился награждать или что-то делить. Выдал нескольким особо отличившимся легионерам награды – в основном распорядившись о досрочной почетной отставке, ауксилариев пожаловал римским гражданством, опять же досрочно. А все добытое золото Парфии он отправил в Антиохию с требованием немедленно перевезти добычу в Рим, дабы сенаторы и народ Рима могли полюбоваться на диковины Востока во время грядущего триумфа…

Так что Приск и Кука зря раздумывали о том, как переправить добычу в Антиохию. Они получили не награду, а только обещание награды – по возвращении в Рим император должен был им выдать долю из сокровищ Ктесифона.

Один Менений получил то, что хотел. Траян пожаловал ему римское гражданство.

* * *

А император, захватив Ктесифон, загорелся желанием увидеть Эритрейское море[55]. На кораблях стал он спускаться по Тигру. Однако тут вдруг ощутил странную слабость, сонливость даже, и то ощущение молодости, что окрыляло его весной, внезапно покинуло Траяна. Он даже взял зеркало Плотины – одно из сокровищ, прежде принадлежавшее парфянской царевне, – и долго рассматривал свое лицо, смотрел и не узнавал себя: вместо полного сил воина, он видел отражение старика.

– Победы старят… – вздохнул император. – Вряд ли этот человек способен вынести еще и поход в Индию.

Наверное, самое страшное – осознать, что старость уже никогда не позволит тебе исполнить задуманное. Никогда в жизни…

Траян плыл вместе с женой на императорской галере и чуть ли не каждый день повторял, что сожалеет сейчас лишь об одном – он не так молод, чтобы идти дальше и завоевывать Индию. Покорив Парфию, как Александр завоевал Персию, он почти сравнялся с великим македонским героем… но только почти… Эта оговорка все больше и больше мучила стареющего императора. Плотина, опасавшаяся, что Парфянский поход окажется трудным и полным невзгод, радовалась, что все происходящее скорее напоминает развлекательное путешествие, нежели военные труды. На реке ее почти не мучила здешняя жара, а слуги торопились порадовать Августу изысканными яствами. Теперь в ее каюте стояли два золотых ларца из парфянской сокровищницы. Были здесь чаши и блюда из золота, украшенные индийскими каменьями, наборные пояса, составленные из золотых пластин, инкрустированных гранатами. Золотые пряжки, золотые браслеты и серьги, ожерелья с индийскими изумрудами. К двум золотым ларцам прибавлен был и большой деревянный сундук, окованный медными полосами, – в нем хранились китайские шелка. Две служанки за день сшили для Августы воистину царский наряд – роскошную столу из желтого шелка и легчайшую оранжевую паллу. Ничего лучше и нельзя было пожелать для жаркого лета и не менее жаркой осени.

Матидия, племянница императора, занимавшая каюту рядом, получила свою долю сокровищ. Но она даже не открыла ларцы. Путешествие ее удручало, и она относилась к происходящему как к тяжкой обязанности, от которой нельзя отказаться.

В устье великой реки Траян без труда подчинил себе Харакену, но чуть не погиб, когда на его трирему обрушилась приливная волна. Корабль чудом остался на плаву.

Море как будто предупреждало: твой путь окончен. Пора возвращаться – дальше дороги нет. Пораженный, стоял император Рима на берегу океана и смотрел на корабль, идущий в Индию.

«Будь я моложе, я бы непременно поплыл к индам…» – сказал Траян, и Фамедий, его виночерпий и с недавних пор секретарь, тут же записал на восковые таблички эти слова.

Все вдруг потеряло смысл и цену, цели исчезли, все действия сводились отныне к завершению прежде начатых дел.

От Сената пришло сообщение, что император может справить триумф и в числе покоренных указать столько народов, сколько будет угодно, – никто из сенаторов не мог перечислить все завоеванные города и все подчиненные царства. И многие даже не знали, как их правильно называть.