Жизнь мальчишки - Роберт Маккаммон (1991)

О том, что док Лезандер – «сова» и не спит по ночам до утра, а кроме того, на дух не переносит молока, я не сказал ни маме, ни отцу. Конечно же, ни то ни другое не имеет никакого отношения к автомобилю на дне озера Саксон. Да и для чего, скажите на милость, мистеру Лезандеру могло понадобиться убивать незнакомца? К тому же док Лезандер – добрый человек, который любит животных. Предположить, что он дикий зверь, способный забить человека до полусмерти, а потом удушить его рояльной струной, было немыслимо. Это даже в голове не укладывалось!

Тем не менее я продолжал об этом думать.

Вернон оказался абсолютно прав в своей оценке шерифа Эмори. Может, он был прав и тогда, когда говорил про «сову», ненавидящую молоко?

Вернон, конечно, сумасшедший, но, как и «Бич бойз», он любит потусоваться. Подобно Божьему оку, он видел все, что происходило в Зефире, куда направлялись его жители и что с ними случалось, отлично разбирался в их грандиозных надеждах и низких интригах. Он видел жизнь нашего городка во всей ее неприкрытой наготе и, возможно, замечал даже больше, чем был способен понять.

Итак, я принял решение. Я буду следить за доком Лезандером и за миссис Лезандер тоже. Не может быть, чтобы док Лезандер оказался чудовищем в шкуре воспитанного, доброжелательного человека, а его жена ничего об этом не знала.

На другой день после школы, в морось и холод, я прокатился на Ракете мимо дома дока Лезандера. Конечно, в такую погоду они оба сидели дома. Даже лошади доктора и те стояли в конюшне. Я понятия не имел, что именно ожидал увидеть, но точно знал, что должен был приехать сюда. Что-то наверняка связывало дока Лезандера с происшествием на озере Саксон более прочной связью, чем умозрительная теория Вернона.

Вечером дома за ужином царила такая плотная тишина, что, казалось, ее можно было резать ножом. Я не решался поднять глаза, потому что боялся встретиться взглядом с отцом. Родители тоже избегали смотреть друг на друга. Веселенький получился ужин, нечего сказать.

Когда мы доедали пирог с тыквой, который, сказать по правде, всем нам изрядно надоел, отец сказал:

– Сегодня рассчитали Рика Спаннера.

– Рика? Но ведь он работал в «Зеленых лугах» почти столько же, сколько и ты!

- Именно.

Отец подцепил корочку пирога вилкой.

– Сегодня утром я говорил с Нилом Ярброу. Он слышал, что они сокращают производство. А что поделаешь? Этот чертов… этот супермаркет, – поправился отец, не сумев сдержать ненароком вырвавшееся бранное слово. – Все из-за него, из-за «Большого Пола».

Отец так громко фыркнул, что я испугался, как бы кусок тыквенного пирога не вылетел у него через нос.

– Молоко в пластиковых бутылках! Что, скажите на милость, они придумают дальше?

– Лия Спаннер родила в августе, – проговорила мама. – Это у них уже третий ребенок. Что Рик собирается теперь делать?

– Откуда я знаю? Он ушел домой, как только ему сообщили об увольнении. Нил сказал, что ему заплатили за весь месяц, но надолго ли этого хватит, когда нужно кормить четыре рта?

Отец отложил вилку.

– Может быть, испечешь для них пирог или еще что-нибудь?

– С утра испеку им свеженький.

– Вот и хорошо.

Ладонь отца накрыла мамину руку. В этом жесте было столько всего – и сказанного, и невысказанного, – что у меня защемило в груди.

– Сдается мне, Ребекка, что Рик – это только начало. «Зеленые луга» не смогут тягаться с ценами, которые устанавливает супермаркет. На прошлой неделе мы опустили цены для постоянных клиентов, а еще через пару дней «Большой Пол» сделал их еще ниже. Похоже, дела пойдут совсем плохо, и просвета в ближайшее время не предвидится.

Я увидел, как рука отца сжала мамину ладонь, она тоже ответила пожатием. За долгие годы они научились понимать друг друга без лишних слов.

– И вот еще что.