Жнецы Страданий - Екатерина Казакова, Алёна Харитонова, Красная Шкапочка

Отдых был полон смутных видений, которые, как эхо пережитого еще тревожили рассудок. Двое Охотников, схвативших ее у деревни — полубезумную, рычащую от ярости и жажды. Сильные, безжалостные. Они легко скрутили ее, хотя она кидалась, будто бешеная, рычала и выла. Одного — молодого — ей даже удалось поранить, и она успела пригубить его крови. Но возмездие последовало незамедлительно: рывок куда-то в сторону… Ее поволокло по снегу. Этого Охотника она одолеть не смогла бы никогда. Удар ногой в живот превратил мир в пылающую жгучую боль. И тут же страшное осознание случившегося накрыло с головой…

Когда она пришла в себя, то сидела крепко привязанная к седлу, с туго-натуго перетянутым веревкой ртом. Чрево заходилось от страдания. А рядом ехал тот самый Охотник, крови которого она испробовала. Он молчал. Но по тому, как впивались его пальцы в повод коня, по тому, как он погонял, становилось ясно, какая ярость кипела у него в душе.

А после он волок ее — хрипящую от ужаса, ослепшую от яркого зимнего дня — в мрачное царство каменных стен. И когда ворота крепости с оглушительным лязгом захлопнулись за спиной, пленница поняла — ей не выбраться живой. Но боги рассудили иначе…

…Она проснулась, когда на лес спустился вечер. Радош поел, сладко и вкусно причмокивая, и заснул, по-прежнему укутанный в платок. Ходящая выбралась из ельника.

Увязая в сугробах, она побрела вперед. После вчерашней гонки сил почти не осталось. Даже голова и та кружилась. Беглянка не помнила, сколько шла. Спящий младенец стал тяжелым и немеющие руки уже еле держали сверток. Перед глазами все плыло. И в тот самый миг, когда она готовилась упасть в снег и больше не подняться, из-за старой поваленной сосны вынырнула высокая тень.

— Слада!

Она повалилась на колени, понимая, что может только шептать его имя:

— Дивен… Дивен… Я дошла…

И когда он перехватил из ее дрожащих рук их сына, когда прижал ее к себе, она, наконец-то, надрывно и горько разрыдалась, понимая, что теперь все будет хорошо.

* * *

После побега кровососки прошли сутки. Озбра и Дарен вернулись на следующий день ни с чем — распаренные, злые, уставшие, с заледеневшими от дыхания меховыми воротниками. Выученики, что вместе с наставниками прочесывали лес, тоже едва волочили ноги.

Ходящей и след простыл. Как сквозь землю провалилась! Путаные следы вывели погоню к еловым корбам. Удалось даже отыскать в мрачном подлеске место ночевки беглянки, но оттуда взять след уже не смогли. Проклятая словно по воздуху улетела.

Нэд с досады собрал всех у себя, обматерил и пригрозил спустить шкуру с каждого, кто удумает ему досадить хоть единой малостью в ближайшие год-полтора. Однако дальше угроз и ругани дело не пошло. И то казалось, будто досада Главы была вызвана не одним лишь побегом Ходящей, но еще и тем, что об этом побеге по возвращении узнает Клесх, а что он на это скажет, можно было и не гадать. Скажет так, что смотритель, пожалуй, опять его сошлет…

С совета, на котором Нэд грозил вернувшимся из леса ратникам всеми карами, наставники расходились злые и молчаливые. Отчасти креффы осознавали правоту Главы, но при том осознавали и то, что упредить случившееся было невозможно. Оттого каждый был угрюм и невесел.

Ихтор направился прямиком в лекарскую. Тут было тепло, привычно пахло травами, а сквозь зазоры печной заслонки виднелись мерцающие отблески пламени. Целитель подкинул в печку поленьев и опустился на пол, остановившимся взором глядя на то, как огонь жадно лижет сухое дерево.

На душе у наставника лекарей царило смятение. Поразил его Нэд. Видать, правда стареет Глава, чует хитрый лис как земля из-под ног уходит. Растерянность он сегодня явил. Самодурство воевода Крепости являл часто. Взять хоть тот раз, когда за Айлишу выгнал Майрико с Клесхом. Или когда самого Ихтора с Днатосом грозился в кнуты отправить, что запрет его нарушили.