Итоги - Нил Шустерман (2019)

Да, пролетело девяносто лет! Обычно Годдард предпочитал держаться возраста расцвета – между тридцатью и сорока годами. Но сейчас его тело и сознание представляли собой странную, парадоксальную комбинацию – ум пожившего и много пережившего человека и тело, еще не достигшее и двадцатилетнего возраста. И это ему нравилось! Таких странных ощущений Годдард не испытывал никогда – обычно, если человек делал разворот и возвращался в физически более молодые формы, они все равно хранили память о прожитых годах. Это была не столько мускульная память, сколько генетическая. Правда, теперь, когда Годдард просыпался по утрам, он должен был напоминать себе, что он не беспечный юнец, бездумно перелистывающий первые страницы книги жизни, а зрелый человек, облеченный полномочиями и ответственностью, и нужно сдерживать юношескую эмоциональность и юношеские порывы. Да, это было хорошо – оставаться Годдардом и одновременно пользоваться телом… Как его бишь звали? Тигр или что-то в этом роде? Впрочем, неважно, потому что теперь его тело принадлежало ему, Годдарду.

Так сколько же ему лет, если семь восьмых его физического тела принадлежали кому-то другому? Ответ был простым: это не имеет значения. Роберт Годдард будет жить вечно, а потому заботы о времени и подсчет монотонно текущих лет – это не для него. Он был, есть и будет. А если перед тобой вечность, то нет вершин, каких ты не сможешь достичь!

Прошел год после гибели Стои. Шел апрель Года Альпийского Козла. Годовщина катастрофы была отмечена по всему миру часом молчания – часом, в течение которого жнецы, выйдя на улицы своих городов, подвергали жатве любого, осмелившегося заговорить.

Конечно, жнецы, принадлежавшие к старой гвардии, были неспособны проникнуться духом этой трагедии.

– Мы не станем в память о погибших в Стое увеличивать количество смертей в мире, – говорили они.

Ладно, пусть сопротивляются. Все равно их голоса становятся все тише и тише, а скоро и совсем замолкнут – как голос Гипероблака.

Раз в неделю, по утрам, Годдард проводил совещание в стеклянном конференц-зале. Участвовали три его помощника, а также те, кого Годдард приглашал почтить его своим присутствием. Сегодня за стеклянным столом, помимо самого Годдарда, сидели Ницше, Франклин и Константин. Должна была присутствовать Рэнд, но она, как обычно, опаздывала.

Первым вопросом был вопрос отношений между регионами Северной Мерики. Так как Мидмерика была центральным регионом континента, своей главной целью Годдард сделал его объединение.

– Что касается Восточной и Западной Мерик, то здесь все идет гладко, – докладывал Ницше. – Кое-что нужно подправить, но в основном жнецы этих регионов готовы следовать за вами в главных пунктах вашей повестки, включая отмену квотирования.

– Отлично! – воскликнул Годдард.

Как только он стал Высоким Лезвием Мидмерики, то сразу провозгласил, что жнецы его региона освобождаются от квоты на жатву. За ним это же сделали и некоторые прочие регионы.

– Жнецы Крайнего Севера и Мекситеки пока не торопятся, – сказала Жнец Франклин, – но они видят, куда ветер дует. Думаю, от них мы скоро услышим добрые вести.

Жнец Константин докладывал последним. Делал он это с явной неохотой.

– Моя поездка в Техас не увенчалась успехом, – произнес он. – Хотя многие жнецы хотели бы видеть континент объединенным, руководство региона в этом не заинтересовано, а Высокое Лезвие Джордан по-прежнему не признает вас в качестве Высокого Лезвия Мидмерики.

– Пусть они выпустят себе кишки! – проговорил Годдард, – Они для меня мертвы.

– Они знают это, но не придают этому значения.

Годдард бросил на Константина испытующий взгляд. Константин представлял собой монументальную фигуру, способную внушить страх, – именно поэтому его и отправили в Техас. Но чтобы воспользоваться этими качествами, необходимо еще и желание их использовать.