За тридевять земель - Екатерина Мекачима (2021)

Агнешка несколько раз обошёл столб, надеясь найти хоть какую-то подсказку, но ничего не увидел. Солнце так и не встало, и юноша устало опустился на мягкий мох подле столба.

Ветра не было: тёмные ели высились за частоколом, словно стена. Небо застыло в бледно-розовом свете северного восхода, делаясь к вершине фиолетово-голубым. Небосвод украшали едва видимые серпы лун. Оставшиеся облачка сизого тумана замерли над поляной. Стояла звенящая тишина, от которой делалось жутко и хотелось спать. Веки стали тяжёлыми, голова – ватной, и Агнешка с трудом разобрал, как облачка тумана поплыли вновь. Но их движение не испугало сварогина: Агнешка видел, как туман подплыл к нему и медленно закружил вокруг. Белёсый, он искрился тусклым серебром, и во всполохах будто звучала музыка. Тихая, едва слышимая, но такая прекрасная, что щемила сердце и насылала странную тоску. Агнешке казалось, что если он прислушается, то сможет разобрать, о чём поёт ему лес. Увидеть высокие деревья и просторные поля, пробежать со звонким ручьём или полететь с птицами в небеса… Птицы… птицы летают высоко, они зарю встречают и приносят на крыльях весну из тёплых краёв. Птицы! Если позвать птиц, то можно достать бубенцы! От этой мысли Агнешка встрепенулся и открыл глаза: он полулежал, прислонившись спиной к столбу, а у его ног на мхе сидел чёрный Дрозд. Птица, наклонив голову набок, внимательно смотрела на человека. Агнеша, боясь пошевелиться, дабы не спугнуть возможного помощника, прошептал:

– Помоги мне достать бубенцы.

Птица наклонила голову на другой бок и продолжила смотреть на юного сварогина. Агнешка улыбнулся сам себе: конечно, птицы не разумеют человеческую речь. Но как же попросить Дрозда о помощи?

Лёгкий свежий ветерок пролетел над полем, и музыки ветра на вершинах столбов мягко заиграли. Агнеша оглянулся: кроме маленького чёрного Дрозда на Поляне никого не было. Ветер пролетел ещё раз, бубенцы прозвучали вновь, и зашумел лес. Мир просыпался, и в его пробуждении слышалась знакомая до щемящей боли Песнь. Песнь звучала без слов, но была ясна всему Свету: и солнцу, и небесам, и деревьям, и ручьям, и животным, и людям… Агнешка обернулся на ждавшего его Слова Дрозда, закрыл глаза и позволил Песни вырваться из груди. Вместе с шёпотом леса, вместе с ветром и солнцем просил он птицу о помощи. Агнешка не ведал наречия, на котором шептал, но Слова были понятны ему – будто бы он знал их всегда, те Слова, что по природе своей не были Словами. Внял Словам и Дрозд: птица вспорхнула и поднялась к вершине столба. Дрозд облетел столб по кругу, и крылья птицы замерцали серебром, озарив удивлённого Агнешку. Птица кружила вокруг столба, пока не засияла вся. Серебряный Дрозд пропел, снял бубенцы и, медленно опустившись вниз, положил их Агнеше в руку.

– Хвала Индрику! – раздался низкий и мягкий голос, Агнешка от неожиданности вздрогнул и открыл глаза: рядом с ним, сидящим подле столба, стоял Дреф. В лапе полевика красовался высокий тояг с бубенцами. Дневное солнце уже припекало. За спиной князя находились другие йари в зелёных одеждах из мха-веретенника и с тоягами в лапах. За учениками Дрефа высился Йолк. – Я уж думал, ты не вернёшься из Царствия Индрика. Ты три дня тут сидишь! – мягко улыбался князь.

– Сколько? – не поверил своим ушам сварогин.

– Три дня, – повторил князь и, указав посохом на ладонь юноши, в которой были бубенцы, улыбнулся: – Но это не так уж и долго. Вот Айул, – Дреф кивнул в сторону елмагана, стоявшего дальше всех, – седмицу слушал лес перед тем, как достал бубенцы. – Агнешка тоже посмотрел на Айула, который поморщился от слов Учителя. – Но ты услышал Песнь, – продолжал Дреф, обращаясь к Агнеше, – ты смог внять Лесу, ты смог с ним говорить. И твои Слова были услышаны. Ты завершил свой первый урок, ученик леса.