Важное время - Владимир Привалов (2021)

Шел уже пятый день, как они оставили Декурион. Добрый Дерах, сын Дораха, смотритель крепости, напоил пивом, накормил от пуза и отговаривал от дальнейшего пути наверх. Старший над стражей неприступной крепости хотел, чтобы воины зазимовали в Декурионе и усилили гарнизон, но понимал, что этого не будет. Вот и советовал идти в долину и не испытывать судьбу. Дерах – справный горец, но он не разумел, что от судьбы ничего не зависит. Охрана Хранителя – люди долга и слова. Где есть долг и клятва – судьбе места нет.

Много лет назад они поклялись главе Хранителей, великому Хродвигу, и с тех пор ни на миг не забывали своей клятвы. По долгу слова Третий с господином, мальчишкой и наставником отправился вверх, к Городу мертвых. По долгу клятвы Второй с семьей деревенского дурачка ушел из Ойдетты вниз, в долину. Верные долгу, оставшиеся братья ехали неспешным кружным путем, кивая редким встречным пастухам и старательно не замечая их удивленных взглядов на крышу дома на колесах, где примостилось здоровенное колесо водяной мельницы. Наконец они доставили чужака в священный Декурион, где остался Немой. Возница мычал вслед, прощаясь, но не смог расстаться с домом на колесах, который остался в крепостном дворе подле ворот.

Они остались втроем, и прежний уговор звал в Пайгалу. Неужели во власти снега остановить их? Слово, данное Хродвигу, не отменяла даже смерть. О том старик наказал особо: когда он умрет – им велено служить Хоару так же, как до того служили Хранителю.

Путь не заладился с самого начала, словно беспощадная Йотль вознамерилась испытать твердость клятвы. Лошадь брата пала, застряв в глубокой трещине, спрятанной под тонким ледком. Брат не успел спрыгнуть с седла: лошадь рухнула набок, придавив седока к земле и разодрав бедро об острый камень. Лошадь со сломанной ногой упокоили и затащили под козырек скалы неподалеку. Первый оставил брата приглядывать за раненым, а сам двинулся дальше: помощь была неподалеку.

Добрый Дерах не пугал – пайгальские метели и впрямь оказались свирепы. Идти оставалось всего ничего – на соседнем склоне в разрывах тумана и снежных вихрей изредка виднелись башни. Как назло, в распадке меж горных склонов снегу намело столько, что он высился стеной, запечатав проход. Справа и слева виднелись обрывы, и Первый не стал рисковать конем, пустив назад, отправив умного скакуна к брату.

Первый достал кинжал и воткнул в белую преграду. Ледяной панцирь, сковавший снег, оказался толстым и твердым. Работая всю ночь при мертвенном лунном свете, Первый вытесал ступени и преодолел завал.

Здесь снегу не нашлось места – ветер сдул его в ущелье, и широкая горная тропа лежала перед ним, покрытая тонким блестящим ледком. Пришлось идти сторожась, ступая по обочине, где возвышались острые верхушки вмерзших в лед камней. Первый ставил ступню так, чтобы камни удерживали его, не дав поскользнуться. Теперь он полз совсем медленно, как увязший в смоле муравей.

Ветер выжимал слезы, и мокрые щеки стянуло льдом. «Наверное, они такие же скользкие, как эта проклятая дорога», – подумал Первый. Не стоило ему думать о проклятиях! Невидимая Йотль, кружащаяся рядом, только и ждала этого! Первый в очередной раз поставил ногу меж камней, чтобы не съехать по гладкому ледяному стеклу вниз. Однако камень вывалился и нога поехала, ударившись о соседний валун. Лодыжку прострелило болью. Скинув сапог, Первый приложил снег: боль отступила, но нога распухла и не влезала в сапог. Опускалась ночь. Близкая Пайгала спряталась за пригорком: до поворота оставалось идти всего ничего.

Ултер

Утром Ултер вышел во двор и не узнал прежней мрачной Пайгалы.

– Ух ты! Вот это красота! – вырвалось у него.

Метель, бушевавшая два дня кряду, прекратилась, и снег укрыл суровые горы пушистым белоснежным одеялом. Снег искрился и сиял так, что глазам больно смотреть.