– Ладно, пусть все идет своим чередом.

Он взглянул на часы. Это был бесподобный прибор: два тыквенных сосуда, притороченных один сверху другого. Через крохотное отверстие вода стекала в нижнюю тыкву, причем величина капель и скорость их падения оставались постоянными. Когда вода иссякала, профессор, очевидно, менял сосуды местами, и цикл повторялся сначала. Рядом с анахронометром лежали крупные и мелкие камешки, предположительно служившие для подсчета часов и суток.

– Врут, – сообщил он беспечно. – Но думаю, что пара часов в твоем распоряжении еще осталась.

– Довольно примитивный прибор, – насмешливо произнес я. – У богов не нашлось ничего получше?

Профессор закашлялся и выпил воды.

– Сфера их деятельности, в отличие от усилий человечества, лежит далеко от практической утилитарной области. Впрочем, это место ждет нашего Гандхарву уже несколько сотен лет, и тут практически ничего не менялось. Твоим предшественникам смотреть на это было привычнее.

– А что с ними стало? – холодея, спросил я. Таинственное, незнакомое слово, которым меня здесь, с незначительными вариациями, обзывают все кому не лень. Что же оно означает?

– Им, увы, не повезло. Но к делу. Тянуть нечего.

– Минутку, – бросил я обеспокоенно. – Я еще не давал письменного согласия на то, что буду споспешествовать кому бы то ни было во всех его начинаниях. С меня довольно просто выбраться отсюда побыстрее, и в вашей помощи я не нуждаюсь. Это притом, что я уже не упоминаю о моральном и физическом ущербе, который я понес по вине забросивших меня сюда. Так что, если хотите, чтобы я работал на вас, вам придется мне заплатить.

– Ты имеешь в виду деньги? – не удивился профессор.

– На кой они мне здесь?

– Твои условия?

– Информация. Как можно более полная.

Он задумался, но решение принял быстро:

– Ладно. Кое-что я могу сказать. Но что касается морального ущерба, нашей вины здесь нет никакой.

– Я думаю иначе.

– Разве тебя истязали или силком поили сомой?

– Нет. Но я уверен, что нас с Таней, как, впрочем, и Саню, подтолкнули к этому специально.

– И как, по-твоему?

– Я не могу утверждать, но предполагаю, что на нашу психику чем-то воздействовали.

Профессор Вритрин делано рассмеялся:

– Я понял, на что ты намекаешь, но никакого воздействия не было. Просто стечение обстоятельств и ваша добрая воля. А что касается дискомфорта, который вы ощущали, то потомки яритов всегда, когда подходит ключевое время, испытывают нечто подобное. В определенное время ему подвержен даже я. Это заложено генетически. И это уже начало моего рассказа. Хотя нет, я лучше вернусь к нему позже, когда будет понятна предыстория. Итак, тебя интересует политика?

– Скорее, естествознание.

Профессор вопросительно поднял брови.

– Мой мир рухнул несколько часов назад, – пояснил я. – Многое, во что я верил, оказалось далеким от истины. Поэтому я хочу иметь новую модель мироздания, более соответствующую реальности. А также почерпнуть немного исторических сведений.

– Будь по-твоему. Вообще-то, ты и так знаешь столь много, что мне нечем расплачиваться. Для начала я хочу помочь тебе в главном. Сейчас, я понял, ты воюешь сам с собой, пытаясь цепляться за устоявшиеся схемы восприятия. Без этого тебе не уютно. Как ты выразился, миры рушатся. Это с тобой шутит разум. Постарайся проникнуться другой установкой. Разум – это не ты.

– Значит, личность – это чувства?

– Ты знаешь, что такое «личность»?

– Вроде бы. Объяснить затрудняюсь, но внутри понимаю.