Лицо человека, скрытое кучерской шляпой с широкими полями, тонуло в тени. Казалось, он не видит необходимости ни поприветствовать Алексию, ни ответить на ее извинения и вообще не считает нужным что-то сказать. Он даже не потрудился шевельнуть рукой в серой перчатке, чтобы снять свою до ужаса неуместную шляпу при виде незнакомой дамы, по ошибке вломившейся в его кэб.

— Что ж, — сказала мисс Таработти, возмущенная его грубостью, — тогда мне просто следует выйти.

Она повернулась, намереваясь покинуть кэб, но тут возница слез с козел и встал перед дверцей, преграждая девушке путь. Черты его лица не были скрыты ничем: стоявший неподалеку газовый фонарь заливал их своим золотистым сиянием, и Алексия в ужасе отпрянула. Это лицо! Оно казалось скорее восковым слепком какой-то не вполне человеческой физиономии — гладкое, бледное, без изъянов, без шрамов, без растительности. На лбу виднелись четыре размазанные буквы, написанные чем-то черным: VIXI. И эти глаза! Темные и странно пустые, настолько безжизненные и лишенные выражения, будто разум их обладателя никогда не посещала ни одна завалящая мысль. Этот тип смотрел на мир не мигая и при этом каким-то образом не глядя ни на что конкретно.

Мисс Таработти в отвращении попятилась от гладкого лица. Его обладатель потянулся вперед, захлопнул дверцу кэба и дернул ручку, чтобы запереть ее. Лишь теперь выражение физиономии-наваждения изменилось. По ее восковой поверхности лениво расползлась медленная улыбка; так масло расплывается по поверхности воды. Во рту обнаружилось множество белых прямоугольных брусочков, которые не были зубами в привычном смысле этого слова. Алексия не сомневалась, что эта улыбка годами будет преследовать ее в ночных кошмарах.

Восковолицый исчез из окна кэба и, вероятно, поднялся на козлы, потому что через несколько мгновений экипаж дернулся и поехал. И Алексии совершенно точно не хотелось оказываться там, куда, грохоча и поскрипывая, он ее вез по лондонской мостовой.

Мисс Таработти схватилась за дверную ручку и принялась ее трясти. Безуспешно. Тогда Алексия уперлась в дверь плечом и изо всех сил навалилась на нее. И снова безрезультатно.

— Ну-ну, дорогая, — сказал человек со скрытым лицом, — вам незачем продолжать в таком духе.

Что там под шляпой, разглядеть было по-прежнему невозможно, хоть человек теперь и наклонился к Алексии. В воздухе ощущался странный запах — будто бы сладкого скипидара, в котором не было совершенно ничего приятного. Мисс Таработти чихнула.

— Мы всего лишь хотим узнать, кто вы такая и зачем приезжали в Вестминстерский рой. Это совсем не больно.

И он бросился на Алексию. В руке он держал влажный носовой платок, который определенно и был источником неприятного запаха.

Алексия не входила в число барышень, склонных биться в истерике по любому поводу. С другой стороны, она была и не из тех, кто помалкивает, когда обстоятельства требуют обратного. Она издала крик, долгий и громкий. На подобные пронзительные вопли способны лишь перепуганные женщины да очень хорошие актрисы. Ее крик вырвался из кэба, словно на его пути не было никаких стенок, и рассек тихую лондонскую ночь, перекрыв стук копыт по каменной мостовой. От него задребезжали стекла сонных домов и заозирались по сторонам должным образом впечатленные бродячие кошки.

Одновременно мисс Таработти прижалась спиной к запертой двери. В отсутствие парасоля лучшим средством защиты казались каблуки, крепкие и острые, как гвозди. На Алексии были ее любимые ботинки для прогулок с замечательными каблучками в форме песочных часов. В них она была чуть выше, чем диктовали требования моды, зато чувствовала себя почти элегантной, такими они были славными. А еще это была самая экстравагантная пара среди всей ее обуви. Мать считала их покупку прямо-таки по-французски скандальной. Алексия нацелилась твердым каблуком в коленную чашечку мужчины в шляпе.

— В этом нет нужды! — воскликнул тот, уклоняясь от удара.