Храм из хрусталя - Владимир Корн (2021)

– Случай. – Федор поморщился. – Мы на Вокзал шли. И было-то нас немало, и люди все опытные, и бдительность есть из-за чего блюсти: рюкзаки полные, на Вокзале товар скинуть хотели. А эти откуда-то возвращались, и наши пути неудачно пересеклись. Ночью на нас и напали. Кто-то смог убежать, кого-то убили, ну а мы с Коляном угодили им в лапы. Дружка моего по дороге в Центр шлепнули. Колян поначалу успевал, но затем постоянно начал отставать из-за раны на ноге, и перквизиторы недолго думая… Так я в Центр и попал. Повезло хотя бы с тем, что они возвращались. Шли бы куда-то из Центра, там бы мы все и остались.

– Почему повезло?

– Да потому что где-то недалеко от Центра есть место, куда частенько люди с Земли переносятся. Перквизиторы даже дежурят там. Встречают, ну а затем рассортировывают.

– Не понял…

– Игорь, чего непонятного? Старик какой-нибудь или бабушка зачем им нужны? А еще бабы страшные, мужики-доходяги… От них избавляются. Спартанцы, мля!

И в ответ на мой недоуменный взгляд объяснил:

– Чтобы патроны не тратить, ненужных в ущелье сбрасывают. Хотя есть любители и ножичком ткнуть. И еще устраивают гладиаторские бои. Но не между теми, кто им не нужен, хотя и такое иной раз случается, – сами выходят. Только шансов у их противников практически нет. По тем причинам, о которых уже сказал.

Самого Федора назвать доходягой трудно. С лица спал, но ширина плеч и мускулистые, покрытые узловатыми венами руки никуда не девались. Понятно, почему из него хотели сделать киборга.

– Об этом пока все. Теперь такой вопрос: куда вас вели?

– К вазлеху, куда еще? Где-то там, краем сознания, понимал, что все, труба мне: видел я тех, которые у него уже побывали. Но чем-то таким пичкали, что даже мысли не возникало убежать.

– Вазлех – это кто? – спросил я с тем видом, который должен был дать понять ему, что никогда прежде о его существовании не слышал.

– Спроси что-нибудь полегче. Человек, наверное.

Все, больше от Федора толковой информации не дождешься. И ошибся.

– Слышал я, что он один остался.

– Кто именно?

– Вазлех. Был у них еще и другой, где-то поблизости от Центра. Но с ним что-то случилось. И потому нас сюда повели. А тут вы. Повезло!

Вам повезло, не мне. Потому что ваше везение означает для меня новые проблемы.

– Что-то маловато вас было. Если люди толпами возле Центра переносятся.

– Ведут далеко не всех. Кого-то сразу в расход. С кем-то поговорят и к себе берут. Правда, перед этим каждый из них испытание проходит.

– Какое именно?

– Тех, кто оказался не нужен, они должны убить. Сунут в руки нож, топор, молоток или что-нибудь еще в том же роде и выпускают против двоих-троих. Давай, мол, инициируйся! Выживешь – станешь одним из нас. Я отказался. Знаешь, Игорь, наверняка кому-то их порядки даже нравятся. Женщины общие, бухло, наркота, грабь, убивай при первой возможности. Но должно же быть у нас что-то человеческое?!

Должно. Та самая тонкая пленочка, которая и отделяет нас от животного мира – эмпатия. Именно в ней все наше человеческое и заключается. Сострадание к чужой боли и готовность помочь незнакомому человеку, который оказался в беде. Вячеслав рассказывал, мол, по одной версии, она и стала условием того, что примат нашего вида стал разумным. И причиной ее появления была забота о потомстве. Человеческие детеныши, в отличие от абсолютного большинства любых других, требуют многолетнего ухода, перед тем как они будут способны к самостоятельному существованию, и без посторонней помощи родителям не обойтись. Зачатки эмпатии существуют и у других высших животных. Но им с потомством куда проще. Многие и бегать умеют едва не с рождения, или, во всяком случае, прятаться. И полгода для них – срок, когда они становятся вполне взрослыми особями.

– Держи, пользуйся! – И я протянул Федору жадр.

Он оценил его, едва только взял в руки.

– Это кто же такие делает?