Мой любимый зверь! - Ольга Гусейнова (2021)

Меня распирало от возмущения: согласно общегалактической конвенции о гуманности, к заключенным и пленным нельзя применять физическое насилие. Запрещено мучить и избивать! Но тут же в памяти всплыли ужасные картины, что я просматривала до начала операции, сотни трупов, в том числе детей, стариков, женщин, – и волна возмущения схлынула. Разве можно с подобным шир Алесио по-другому? Ведь спецы АБНЗ больше моего видели и знают, а я, вчерашний курсант, так легко поверила преступнику. Поверила… нет, хуже – влюбилась.

Райо – в плену у моей родины, а я – в ловушке своих собственных эмоций; мысли одна противоречивее другой мечутся, в голове звенит от напряжения. Чего я хочу? На чем надо остановиться? Затаив дыхание, подошла к стеклу, оперлась на него ладонями и смотрела. Во все глаза смотрела. Нет, любовалась! И от этого все переворачивалось в груди, но по-другому не получалось.

Пиджака на задержанном клеранце нет, темная рубашка красиво оттеняет ровный загар на лице и глаза. Жаль, не такие яркие, искрящиеся нежностью и удовольствием, как были утром. Он смотрит практически прямо на меня, как на сделанных скрытно видеозаписях. И опять содрогнулась под его холодным, бесстрастным, нет, мертвым взглядом. Куда делся тот манящий золотой свет, покоривший меня с первых мгновений знакомства?

Я прижалась к стеклу всем телом, все равно никто не увидит, а не смотреть не могла. Жадно, с закручивавшейся тугим узлом в груди тоской смотрела и выла в душе, словно какая-нибудь волчица, потеряв своего зверя. Спины перед моими глазами напряглись, Гонг подался вперед, требуя ответа, но Райо молчал, глядя сквозь них. Не реагировал на давление. Возможно, все, что хотел, уже сказал и теперь просто ждет. Чего? Непонятно!

А я любовалась им и едва не рычала от злости и безысходности. Как он мог? Как я могла? Почему не распознала в нем жестокого ублюдка, почему все, что видела и чувствовала, находясь рядом с Райо, совершенно не соотносится с полученной из досье информацией? Почему я настолько слепа и глуха рядом с ним? С трудом подавила истерический смех. С чего начинаются войны? С жажды любви, власти и денег. Я же мечтала лишь о свободе, считала, что жизнь без любви – это и есть свобода. А сейчас… сейчас я свободна, Гонг порадовал меня чуть раньше Ровены: экзамен я прошла успешно и диплом элитной военной академии практически у меня в кармане.

Но почему же без любви я не взлетаю от счастья к небесам – а будто падаю в пропасть? Прилипла к стеклу и завороженно смотрю на того, кому уже никогда не смогу… ничего не смогу, хоть к нему рвется сердце и душа. Презирать, но все равно любить! Что может быть хуже? Хуже только липкий страх, что за преступления против человечности его казнят. Да, смертную казнь отменили согласно той же конвенции о гуманности, но есть наказания гораздо страшнее. Смертников отправляют на дикие, малоосвоенные и подвергшиеся глобальным катаклизмам планеты. А там долго не живут. Негуманная гуманность – так называют подобные места в СМИ, но правительства не готовы десятилетиями содержать и лечить моральных уродов, есть более насущные нужды, куда потратить бюджет страны.

И все-таки это жизнь. Мне необходимо знать, что Райо будет жив. Хотя бы в одной со мной реальности! Каждый день, каждый прожитый час знать, знать, что он жив, где-то есть, дышит, говорит или молчит, но живой! А я… Я всегда буду помнить его глаза и постараюсь не сойти с ума от одиночества.

– Как же страшно любить и ненавидеть, – прошептала я, вытирая слезу, побежавшую по щеке.

В этот момент Гонг, по-видимому, взбешенно орал на абсолютно бесстрастного Райо, затем обессиленно мотнул головой на дверь, и они с незнакомцем – таким же суровым, как и полковник, «змеем» с ледяными голубыми глазами на узком лице – вышли из допросной. А я решилась на очередное безумство, иначе не назвать. Мне было необходимо, жизненно важно задать вопрос. Чтобы понять… или успокоиться, наконец.