Четыре жизни Хелен Ламберт - Констанс Сэйерс (2020)

Я позвонила, набрав код Остина, но попала на автоответчик. Я надиктовала голосовое сообщение, в котором говорилось, что я, Хелен Ламберт, редактор журнала «В кадре», хотела бы услышать историю утерянных записей группы No Exit для статьи в нашем сентябрьском номере.

История Сандры стала для меня последней, но, как и в случае с другими моими версиями, мне очень хотелось узнать, что с ней в итоге произошло. Значит, Люк выпустил пластинки еще в Таосе? Я чувствовала замешательство Сандры относительно ее сил и желания быть нормальной. Пока я собирала по кусочкам собственные раздробленные жизни, мне казалось, что я по-прежнему не цельная личность, а группа женщин.

Я взглянула на часы.

Дверь открылась, и Малик вывел из комнаты молодую женщину, которая с плачем обнимала его. Впрочем, похоже, то были слезы радости. Мне пришло в голову, что я никогда не обнимала Малика. Наверное, решила я, у меня какие-то изъяны в социальном мышлении. Однако вряд ли кто-то бы стал обнимать его, узнав о давлеющем над собой проклятии.

Я села. Малик тем временем вынул из сумки декоративный кинжал и положил его на стол. Затем, окунув кисть в сосуд с кровью, начал наносить тонкий слой крови на лезвие, поворачивая его во всех направлениях, чтобы покрыть полностью. Наконец медиум положил нож на стол.

– Что вы делаете?

– Сушу кровь.

– А заклинание тоже потребуется?

Малик кивнул:

– Как только высохнет кровь.

Я слышала громкое тиканье часов и задавалась вопросом, зачем мадам Ринки повесила в своем салоне часы, которые мешают сосредоточиться. От занавесок по-прежнему исходил запах несвежих благовоний, хотя догорели они весьма давно.

Как только Малик все устроил, он положил ладони на стол по обе стороны от кинжала и заговорил со странными певучими интонациями. Я уже слышала подобное раньше. Точно так же пела мать Джульетты в ту ночь, когда наложила на меня проклятие. Глаза Малика закатились, но он продолжал говорить, не меняя ритма, высоким, встревоженным голосом. Наконец он протянул руку и схватил меня за запястье, до ужаса напугав. Все его тело сотрясала дрожь. Мои руки при этом как будто вспыхнули жаром, а на языке появился странный привкус. Я поняла, что из носа пошла кровь. В ту же секунду Малик упал со стула и покатился по полу, по-прежнему дрожа.

Я не могла понять, нужно ли вызвать «Скорую помощь».

– Малик? – Я наклонилась над мужчиной и похлопала по лицу. – Малик?

Его глаза открылись настолько внезапно, что я в страхе отпрыгнула.

– Вы меня до смерти напугали! Вы в порядке?

И вдруг я поняла, что на меня смотрит вовсе не Малик. Его голос изменился до неузнаваемости.

– О, моя прекрасная девочка! – Малик сел и неуклюже повернулся, точно кукла из «Сказок Гофмана». – Est-ce toi?[88]

Я отползала в сторону, скрипя подошвами ботинок, пока не наткнулась спиной на стену.

– Ты испугалась? Ты меня не узнаешь?

Я склонила голову.

– Maman?

– Джульетта… Моя Джульетта, – промолвил Малик, который в тот момент им не являлся.

– Maman, это ты? – Я внимательно смотрела на Малика в поисках признаков матери Джульетты. – Прости, но… ты выглядишь немного иначе, чем раньше… Как довольно старый мужчина с Ямайки.

– Ты тоже изменилась. – Малик улыбнулся. – У меня мало времени. Я сделала ужасную вещь и хочу перед тобой извиниться. Мне очень жаль.

– Перед кем ты извиняешься?

– Что ты имеешь в виду?

– Нас много, Maman. Я живу уже сто лет и снова и снова умираю в тридцать четыре года.

Похоже, она уловила печаль в моем голосе.

– О, non, – промолвил Малик. – Мне очень жаль, Джульетта.

– Ага… Что ж… – Я наклонилась. – Где ты? Где именно?

Малик покачал головой.

– Мне нельзя говорить. – В его лице я заметила боль.

– Ты страдаешь, Maman?