Четыре жизни Хелен Ламберт - Констанс Сэйерс (2020)

– Я? – Он положил свой iPhone и умело встряхнул сковороду. Я заметила филе лосося, послушно перевернувшееся, и салат из рукколы в миске. – Пора бы уже.

– Я ничего не понимаю, – пробормотала я, обхватив голову руками.

– Это сложно понять.

– Да, верно.

– Если ты видела меня, значит, видела и свою мать. Вернее, мать Джульетты.

– И ее странный ритуал.

– О! Это был не просто ритуал.

Он был удивительно милым, когда хлопотал на моей кухне как у себя дома. Я вспомнила ощущение, с которым руки Джульетты касались новых платьев, и запах вишневого соуса. Конечно, Люк был прав. То, что сотворила мать Джульетты в ту ночь, вызывало у меня ужас.

Прежде чем я успела спросить Варнера о чем-то еще, он положил в тарелку восхитительно розовый кусок рыбы и подал ее с салатом из рукколы.

– Тебе нужно поесть. – С ловкостью шеф-повара он вымыл сковороду и поставил миски в посудомоечную машину.

Мы встретились взглядами.

– Ты мог бы избавить меня от хлопот и рассказать все сам.

– Я знаю, – усмехнулся он. – Но так нельзя. Просто продолжай смотреть сны, Хелен.

Я повернулась, когда он проходил мимо меня по пути в коридор.

– Ты не кажешься мне приверженцем правил, Люк Варнер.

Он вернулся на кухню, поправляя ремень мягкого кожаного портфеля, перекинутый через плечо.

– Что ж, допустим, у меня уже было из-за этого достаточно неприятностей, так что сейчас я стараюсь соблюдать правила. Кроме того, тебе лучше самой увидеть собственную жизнь.

Он говорил точно так же, как и Люсьен Варнье из моего сна. Я поняла, что ответы на вопросы мне придется искать самостоятельно.

– Так что за опера?

Люк наклонился вперед, как будто собирался открыть мне секрет.

– Это сюрприз. – Схватив ключи со стойки, он потрепал меня по голове как шестилетнего ребенка. – Мне пора. Нужно продать одну картину.

Прежде чем пройти в коридор, он повернулся.

– Опера… относись к ней как к премьере.

– Приказываешь мне приодеться?

– Так точно, – усмехнулся он.

Спустя мгновение я услышала, как за ним защелкнулась входная дверь.

Когда Люк ушел, я полезла в сумку и вытащила альбом с картинами Огюста Маршана, который купила вчера по дороге домой. На самом деле мне стало жаль Маршана – его альбомы продавались за бесценок. Они были разбросаны на прилавках с уцененными товарами, словно прошлогодние календари с кошками. Пролистав альбом, я ощутила странное чувство узнавания. Передо мной предстали дети из деревни. Дело было не столько в лицах, сколько в местности. На одной картине изображался каменный колодец и сидящая перед ним маленькая девочка. С обратной стороны я нашла другую картину, и рука вмиг отдернулась, как будто обожженная раскаленной сковородой. На меня смотрела обнаженная девушка. Я. Темно-рыжие кудри расплескались вокруг головы в нижней части картины. Рисунок выглядел очень личным. Девушка поднимала глаза, как будто глядя на зрителя… или на художника? Работа выглядела до боли знакомой. Даже не сама картина, а сцена, атмосфера, в которой она писалась. Закрыв глаза, я почувствовала складки драпировки, окутывающей холодное обнаженное тело. Я знала, как пахло в комнате и что ветерок задувал через правое окно, развевая волосы и вызывая озноб. Но девушка не смела прикрыться. Это была сцена из сна, который недавно мне приснился. Я прочитала название: «Джульетта». Та самая картина, о которой рассказывал Люк. Теперь она принадлежала частному коллекционеру.