Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

Во-первых, придется иметь дело не с профессиональными разведчиками, а с любителями, вряд ли владеющими конспиративными навыками.

Во-вторых, военный заговор, в отличие от шпионской организации, должен постоянно расширять свои ряды – ведь речь идет о захвате двухмиллионного города.

Наконец, в-третьих, известно, из какой среды заговорщики вербуют участников – из бывших офицеров. Вроде штабс-капитана Романова.

Стало быть, нужно цепляться на крючок самому и правильно выбрать место для ловли. Вот и вся хитрость.

Покончив с недолгими логическими выкладками, Романов мысленно отмотал время назад, представив себя таким, каким он был до поворотных событий минувшего лета. Вернее, до одного события, о котором напомнил ему бесцеремонный Орлов. Сам Алексей обнес этот участок памяти глухим забором и старался в ту сторону даже не оглядываться. Не стал оглядываться и теперь. Просто сказал себе: я фронтовой офицер, ни черта не смыслящий в политике, но обозленный революцией, которая развалила государство и армию. Я оскорблен хамством распоясавшейся солдатни, я считаю большевиков германскими агентами, дьявольской силой, губителями России и люто, до зубовного скрежета их ненавижу.

Орлов с Крюковым сидели тихо, наблюдая за умолкнувшим Романовым, который вдруг зажмурился.

Это Алексей вживался в роль. Когда он снова открыл глаза, мир будто переменил окраску. В красивой дворянской усадьбе, где когда-то жила Наташа Ростова, теперь хозяйничают грубые, злые, враждебные люди. Они захватили не только дом Ростовых, они опоганили весь древний, прекрасный город, всю великую тысячелетнюю страну. Ну и рожа, подумал Романов, с ненавистью глядя на Крюкова. Развалился в ампирном кресле, скот.

– Подбери окурок, тварь. Этому паркету полтораста лет, ты в нем дырку прожег.

– Ты чего? Ты чего? – замигал Крюков, ежась под неистовым взглядом.

А Орлов рассмеялся.

– Отлично. Идите, ваше благородие, спасайте Россию от хамов.

Романов и пошел.

За дверью, правда, остановился. Сказал себе: «Итак. Я не красный командир, а обычный демобилизованный офицер. У меня нет ни продовольственных карточек, ни денег, ни крыши над головой, ни московской родни. Куда бы я обратился?»

Ответ очевиден. Военный, привыкший к попечению государства, как собака, приученная находить корм в своей миске, отправился бы в управление военного округа. Государство-то все-таки существует, хоть и большевистское.

Где в Москве штаб округа?

Полистал телефонно-адресную книгу на секретарском столе, нашел. Улица Пречистенка. Недалеко.

Встал перед пятнистым зеркалом (об него кто-то тоже гасил окурки), внимательно осмотрел себя. Пожалуй, достаточно спороть с фуражки звезду и прицепить на китель те ордена, которые офицеру положено носить постоянно.

Шагом марш, штабс-капитан.

На большом казенном здании висела красная тряпка с надписью «Военно-учетное управление РККА». Романов остановился перед входом, озадаченно хмурясь – как это сделал бы всякий офицер при виде непонятной аббревиатуры.

Дверь всё время хлопала, люди входили и выходили.

Рядом встал еще один такой же, как Алексей – в офицерской фуражке без кокарды, в высоких сапогах со шпорами. Судя по желтому канту, драгун. Запыхтел.

– Что это «РККА», не знаете? – спросил Романов.

– Рабоче-крестьянская красная армия. Вот думаю – записываться, нет… Паек дают, – вздохнул драгун. – Жить как-то надо… Эх, пойду.

Алексей вошел за ним. В длинном коридоре толпилось много людей, по виду – сплошь бывшие офицеры. Оно и понятно: нижние чины после демобилизации просто отправились по домам, вернулись к прежней жизни, а куда деваться профессиональным военным?

Алексей стал медленно прохаживаться, приглядываясь и прислушиваясь. Разговоры были тихие, унылые: нечем жить, паек, паек, паек, до чего же мы докатились, пропала Россия, в Архангельске англичане, немцы наступают на Париж.