Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

– Я говорю Полканову: лучший способ защиты – нападение. Для нас, говорю, сейчас что самое важное? Чтобы нас в самый последний момент не раскрыла ЧК. А ЧК – это прежде всего член их поганой коллегии Орлов, который ведает всем сыском. Жутко опасная сволочь – хитрая, активная, нюхастая.

– Э, э, полегче. – Орлов показал кулак.

Крюков оскалился:

– Не, Романов правильно тебя описывает. Ну?

– Полканов говорит: наслышан про Орлова. Серьезный господин.

– Вот, – поднял палец Орлов. – Уважают меня люди.

– Погоди ты со своими шутками, – пихнул его Крюков. – Дальше что?

– Я говорю: надо Орлова этого ликвидировать. Без него ЧК замечется, как курица с отрезанной головой. Выиграем время. Пока Дзержинский будет искать Орлову дельную замену, наступит первое июня.

– Романов меня хочет на мушку взять, понял? – азартно улыбнулся Орлов. – Своей рукой грохнуть старшего товарища. А что? Мне идея нравится.

Крюков моргнул.

– Чё-то я не пойму… Как это – грохнуть?

– Вот и Полканов меня спрашивает: как? Я говорю: это я беру на себя. Моя профессия. Обрисовал ему подробности. Он помозговал, помозговал – согласился. Потому я и отпущен из амбулатории: готовить теракт против чекистской ищейки.

– А что Саввин? – негромко спросил Орлов. – Одобрил?

– Полканов ему докладывать не стал. Говорит: Виктор Борисович с Орловым раньше были вместе. Как бы Саввин не сминдальничал. Решу, говорит, своей властью.

– Мда, кудрявая штука жизнь. – Орлов вздохнул. – Сказал бы мне кто до революции, что мы с Виктором будем друг на дружку охотиться… Мы ведь с ним одного поля ягоды, почти близнецы. Но дороги наши разошлись. Теперь я не ломаю, а строю. И коли Саввин хочет мешать, тем хуже для Саввина. Жаль, но ничего не попишешь.

И еще раз вздохнул. Алексей отлично его понимал. Та же проблема: свои, ставшие чужими.

– Ты-то хоть не бабься, нам одного интеллигента хватит, – сказал несентиментальный Крюков. – Как же ты, Романов, собираешься убивать товарища Орлова? Вот чего я не пойму.

– На улице, на виду у публики, пальну из окна или с какого-нибудь чердака. Мы в контрразведке для трюков с ложной стрельбой в свое время изобрели такой специальный шарик из тонкой резины, внутри красная краска. Бабах! Человек хватается за грудь, между пальцев кровь. Падает. В газете «Правда» пишут: «Член коллегии ВЧК товарищ Орлов жертвою пал в борьбе роковой», печатают красивый портрет в черной рамке. И будет мне после этого от «Союза защиты Родины» полное доверие.

– Ловко придумано, – одобрил Крюков. – Молодец, Романов.

Орлов встал, подошел к окну. Сделал вид, что целится из винтовки.

– Ловко-то ловко, да не очень. Во-первых, если меня кокнут, я что, должен от всех спрятаться, перейти на нелегальное положение? Не могу, работы по горло. А во-вторых, Леша, ты, конечно, профессионал, но и я в таких делах кое-что смыслю. Мне тоже случалось гусей из засады стрелять. Ты в меня чем собираешься палить? Холостым патроном?

– Не боевым же.

– Тогда я тебе вот что скажу. Лично я на слух всегда отличу боевой выстрел от холостого. Василий Васильевич твой не дурак, он наверняка отправит кого-то посмотреть, как убивают чекистского начальника. И, скорее всего, этот кто-то будет человек опытный. Если поймет, что ты стрелял холостым, вместо операции «Доверие» у нас выйдет операция «Провал».

Алексей нахмурился. Орлов был прав.

– Ты предлагаешь стрелять боевым, но мимо?

– Тоже риск. Пуля отрикошетит от мостовой или еще от чего-то, высечет искру – может быть заметно. Нет, Леша. Давай-ка ты будешь стрелять всерьез. Но не убьешь меня, а ранишь. Для доверия этого хватит, а мне потом можно не уходить в подполье.

– Как раню? По-настоящему? – недоверчиво спросил Романов.

– Ну да. Легонько. Ты как стреляешь?