Смертельная белизна - Джоан Роулинг (2019)

От долгого пути до Аптекарского огорода в Челси и хождения по его дорожкам травма двуглавой мышцы бедра отнюдь не зажила. Поскольку живот крутило от постоянного приема ибупрофена, Страйк уже сутки не принимал обезболивающие и в результате испытывал, как любили выражаться его доктора, «некоторый дискомфорт», когда в четверг после обеда, сняв протез и прислонив его к стене, сидел на офисном диване и просматривал дело Чизуэлла.

На окне его кабинета безголовым соглядатаем маячил повешенный на карниз шторы выходной костюм на плечиках, а поверх него – сорочка и галстук; под безвольно болтающимися штанинами брюк стояли надраенные ботинки со вложенными в них свежими носками. Сегодня вечером он договорился пойти в ресторан с Лорелеей и подготовился заранее, чтобы перед сном не пришлось лишний раз подниматься в мансарду.

Лорелея проявила свойственное ей понимание, узнав, что Страйк не отвечал на звонки, поскольку сидел у кровати Джека, и лишь с едва уловимым раздражением в голосе сказала, что он, вероятно, измучился там один. Страйку хватило здравого смысла не уточнять, что рядом с ним была Робин. Потом Лорелея мягко и беззлобно попросила его о встрече за ужином, «чтобы кое-что обговорить».

Они встречались десять с лишним месяцев; совсем недавно Лорелея выхаживала его в течение пяти суток, пока он был совершенно беспомощен. Страйк понимал: будет несправедливо, непорядочно выпытывать у нее по телефону все, что она хотела сказать ему лично. На периферии его сознания грозно маячили, как тот же висящий костюм, поиски ответа на неизбежный вопрос: «Как по-твоему, куда приведут наши с тобой отношения?»

Но все мысли заслонял опасный, с его точки зрения, оборот, который принимало дело Чизуэлла: до сих пор от министра не поступило ни гроша вознаграждения, хотя на оплату труда сотрудников и накладные расходы тратилась уйма денег. Допустим, Робин сумела нейтрализовать прямую угрозу со стороны Герайнта Уинна, зато Барклай после многообещающего начала своей деятельности не накопал вообще ничего на первого шантажиста, и Страйк уже предвидел катастрофические последствия расторопности газеты «Сан», которая вполне могла первой найти подходы к Джимми Найту. Чизуэлл уверял, что этот тип не захочет, чтобы его история просочилась в СМИ, но, по мнению Страйка, Джимми, так и не получивший из Форин-Офиса обещанные Уинном таинственные фотоснимки, мог от злобы и безысходности попытаться обратить к своей выгоде единственный шанс, ускользающий у него между пальцев. История его судебных процессов говорила сама за себя: Джимми – из той породы людей, которые действуют по принципу: «Нос отморожу, чтоб позлить свою рожу».

Не добавлял Страйку оптимизма и Барклай, который после шести суток слежки за Джимми и его компанией заявил, что его жена подаст на развод, если он сейчас же не явится домой. Страйк, задолжавший Барклаю энную сумму накладных расходов, предложил ему заехать в офис для получения чека, а затем взять пару дней в счет отгулов. Что же касалось обычно безотказного Хатчинса, тот, к неописуемой досаде Страйка, сославшись на отсутствие предварительной договоренности, отказывался взять на себя слежку за Джимми Найтом взамен топтания на Харли-стрит, где Ловкач возобновил прием пациентов.

– А в чем, собственно, проблема? – без лишних церемоний спросил его Страйк, превозмогая болезненную пульсацию в культе. При всем своем добром отношении к отставному полисмену он не забывал, что Хатчинс недавно взял выходные для какого-то семейного путешествия, а затем, когда его жена сломала запястье, поехал отвозить ее в больницу. – Тебе надо лишь сменить объект, вот и все. Я в данном случае не гожусь: Найт меня знает.

– Ну ладно, что ж поделаешь, надо так надо.

– Ценю, – раздраженно бросил Страйк. – Спасибо.

В семнадцать тридцать Страйка вывели из сгустившейся мрачности шаги Робин и Барклая по железной лестнице.