Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

– Андзин-сан говорил мне, что некоторые из них применяют яд, господин. Затем последовал поток новых грубостей, и они сцепились из-за религии, спасения моей души, розни между католиками и протестантами. Я тут же пошла за Ёсинака-саном, чтобы он прекратил ссору.

– Чужеземцы не приносят нам ничего, кроме беспокойства. Христиане не доставляют ничего, кроме обид. Правда?

Она не ответила, расстроенная его раздражительностью. Это было так непохоже на него – потерять свое легендарное самообладание, без всякой видимой причины, как казалось. «Может быть, это поражение так на него подействовало? – гадала Марико. – Без него погибнем мы все, мой сын погибнет, и Канто скоро попадет в чужие руки». Его мрачность оказалась заразительна. Она смотрела на улицы и замок как сквозь пелену, которая, похоже, заслонила весь город, а ведь жители его славились веселым нравом, дерзким зубоскальством и умением наслаждаться жизнью.

– Я родился в тот год, когда у нас появились первые христиане. С тех пор они околдовали всю страну, – произнес Торанага. – Все пятьдесят восемь лет ничего, кроме беспокойства…

– Сожалею, что они оскорбили вас, господин. Что-нибудь еще? С вашего разреше…

– Садитесь. Я еще не закончил. – Торанага опять позвонил в колокольчик – дверь открылась. – Пошлите за Бунтаро-саном.

Вошел Бунтаро. Сохраняя на лице свирепое выражение, он встал на колени и поклонился. Марико поклонилась ему, не вымолвив ни слова, он же, казалось, ее не заметил.

Незадолго перед этим Бунтаро встретил их кортеж у ворот крепости. После краткого приветствия передал приказ сразу же явиться к господину Торанаге, сообщив, что за Андзин-саном пошлют потом.

– Бунтаро-сан, ты просил у меня встречи в присутствии твоей жены, и как можно быстрее.

– Да, господин.

– Чего ты хотел?

– Я смиренно прошу отдать мне голову Андзин-сана, – сказал Бунтаро.

– Почему?

– Пожалуйста, простите меня, но я… Мне не нравится, как он смотрит на мою жену. Я хотел… Я хочу сказать ей это в вашем присутствии. Кроме того, он оскорбил меня в Андзиро, и я не могу жить с таким позором.

Торанага посмотрел на Марико: та, казалось, окаменела.

– Ты обвиняешь ее в том, что она дала ему повод?

– Я… Я прошу разрешения снять с него голову.

– Ты обвиняешь ее в том, что она его поощряла? Отвечай на вопрос!

– Прошу извинить меня, господин, но если бы я так думал, то был бы обязан тут же отрубить ей голову, – ответил Бунтаро с холодным безразличием, потупившись. – Этот чужеземец постоянно нарушает мой покой. Я считаю, что он дурно влияет и на вас. Разрешите мне отрубить ему голову, прошу вас. – Он поднял взгляд. Его толстые щеки были небриты, глаза ввалились. – Или позвольте мне забрать жену, и сегодня вечером мы уйдем в «великую пустоту» – готовить вам путь.

– Что вы скажете на это, Марико-сан?

– Он мой муж. Все, что он решит, я сделаю, если вы не откажете ему в этом, господин. Это мой долг.

Торанага переводил взгляд с мужчины на женщину. Потом его голос стал тверже – на мгновение он сделался прежним Торанагой.

– Марико-сан, через три дня вы уедете в Осаку. Подготовите для меня этот путь и дождетесь меня там. Бунтаро-сан, ты будешь сопровождать меня как командир эскорта, когда я отправлюсь туда. После того как выполнишь свой долг в качестве моего помощника, ты или один из твоих людей окажете ту же услугу Андзин-сану – с его согласия или без него.

Бунтаро прочистил горло:

– Господин, пожалуйста, объявите «малиновое…»

– Придержи язык! Ты забываешься! Я три раза сказал тебе: «Нет!» В следующий раз, когда у тебя хватит дерзости лезть ко мне с непрошеным советом, ты вскроешь свой живот над помойкой!

Голова Бунтаро снова коснулась татами.

– Прошу меня извинить, господин. Прошу прощения за дерзость.