Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

Она поклонилась и направилась к воротам. Кияма поклонился ей, люди даймё последовали его примеру. Все стоявшие в переулке, на крепостных стенах и в окнах домов тоже с уважением поклонились ей. Марико миновала арку, двор, вышла в сад и направилась к уединенному чайному домику. Она вошла внутрь и, оставшись наконец одна, горько заплакала – по всем погибшим в этот день.

Глава 56

– Красиво, да? – Ябу махнул рукой вниз, в сторону мертвых.

– Простите? – переспросил Блэкторн.

– Это было как стихи… Вы понимаете слово «стихи»?

– Да, я понимаю, что значит это слово.

– Это было как стихи, Андзин-сан… Видите?

Если бы у Блэкторна хватило японских слов, он бы сказал: «Нет, Ябу-сан. Но я увидел, что у нее на уме, только в тот момент, когда она отдала первый приказ и Ёсинака убил первого самурая. Стихи? Это был отвратительный, мужественный, бессмысленный, страшный ритуал, где смерть облечена в строгую форму и неизбежна, как казни испанской инквизиции, и все лишь прелюдия к смерти Марико. Теперь все обречены, Ябу-сан: вы, я, замок, Кири, Отиба, Исидо, потому что она решила сделать то, что считает необходимым. А когда? Уже давно, конечно? О, правильнее сказать, решение принял за нее Торанага».

– Простите, Ябу-сан, но слов вашего языка у меня недостаточно.

Ябу плохо его слышал. На стенах стояла тишина, тихо было и в переулке, все были неподвижны, как статуи. Потом переулок ожил, и хотя голоса оставались приглушенными, а движения вялыми, солнце било вниз, и все постепенно выходили из транса.

Ябу вздохнул, охваченный меланхолией.

– Это было как стихи, Андзин-сан, – повторил он, словно эхо, и ушел.

Когда Марико подняла меч и одна выступила вперед, Блэкторн хотел спрыгнуть вниз и броситься на ее противника, снести ему голову, помешать ее убить. Но он ничего не сделал, но не потому, что боялся, – он больше не боялся умереть. Ее мужество показало ему, как бесполезен страх, он разобрался в себе уже давно, еще тогда, ночью, в деревне, когда пытался покончить с собой. «Я собирался в ту ночь вонзить нож себе в сердце, – вспомнил он. – С того времени мой страх смерти исчез. Она говорила: „Только живя на грани смерти, можно понять, как неописуемо радостна жизнь…“ Я не осознал, как Оми остановил мой удар. В памяти осталось только чувство перерождения, когда я проснулся на следующее утро…» Он снова и снова смотрел на мертвых в переулке. «Я мог бы, конечно, убить того серого. И может быть, еще одного или даже нескольких, но на их месте тут же появились бы другие, и моя смерть ничего бы не изменила. Я не боюсь умереть – мне только страшно, что я ничем не смогу помочь ей…»

Серые убрали трупы, обращаясь одинаково уважительно с телами соратников и врагов. Многие серые покидали место сражения, в том числе и Кияма со своими людьми; расходились женщины и дети, поднимая пыль на дороге. Блэкторн чувствовал острый, отдающий смертью запах, смешанный с соленым дыханием моря. Его поразило мужество Марико. Оно поддерживало его в эти ужасные моменты. Блэкторн посмотрел на солнце и решил, что до захода еще шесть часов. Он направился к лестнице, ведущей вниз.

– Андзин-сан? Простите, а куда вы собрались?

Он повернулся, вспомнив про своих охранников. На него внимательно смотрел командир серых.

– Ах, простите! Пойдемте туда! – Он указал на двор.

Серый на мгновение задумался, потом неохотно согласился:

– Хорошо. Прошу вас, идите за мной.

Во дворе Блэкторн сразу почувствовал враждебность коричневых по отношению к серым. Ябу стоял у ворот, наблюдая за возвращающимися в крепость. Кири и госпожа Садзуко обмахивались веерами, кормилица приложила к груди ребенка. Все они сидели на одеялах и подушках, разостланных в тени на веранде. Носильщики плотной испуганной группой столпились в углу, у багажа и вьючных лошадей. Он направился в сад, но охранники замотали головами:

– Простите, Андзин-сан, но пока туда нельзя.