Метро 2035 - Дмитрий Глуховский (2015)

Автоматчики носили респираторы: без них здоровью вред. Респираторы смотрелись намордниками, будто охрана могла иначе на голых наброситься и зубами загрызть. А из-за намордников приходилось с ними иначе: цепями, плетьми из колючки. От них и стоял здесь тот рев, который Артем слышал из-за стенки, из учительского туалета.

А самое страшное в станции было то, что она нигде не кончалась. Эти голые зверочеловеки скреблись из нее во все стороны – кирками, лопатами, молотками, ногтями – отчаянно корябали землю, камень, прогрызая пустоту вправо, и влево, и вверх, и вниз. Шиллеровская уже стала больше самой просторной из станций, где Артему пришлось побывать; и каждую минуту она продолжала раздуваться.

– Вы их как рабов?! – спросил Артем.

– А что? Гуманней, чем просто в расход пускать, нет? Пусть пользу приносят! Расширяем жизненное пространство! Такой приток добровольцев со всего метро, размещать негде! – перебарывая рев уродов, объяснил ему Дитмар. – Когда закончат реконструкцию, здесь будет город-сад! Самая большая станция метро! Столица Рейха! Кинотеатр, спортзал, библиотека и больница!

– Он для этого про уродов придумал, фюрер ваш? Ради рабства? Тут уродов и четверти не наберется!

– А это не тебе, сталкер, решать, кто урод, а кто нет! Фюрер – гений! – засмеялся Дитмар. – Глупо же травить людей за то, что они армяне! Или евреи! Эффекта ноль. Если уж человек родился евреем, с этим ничего уже сделать нельзя. У некоторых даже на лице написано: еврей. Чеченец. Казах. И все! Он твоя мишень, он твой враг, и верным тебе он никогда не станет. А кто русский – у него что же теперь, иммунитет? Он что, по одному рождению избранный? Ему все дозволено? Ему, может, ничего бояться больше не надо? Бессмыслица! А уродство?! Совсем другой коленкор! Тонкое дело – уродство! Мутация! Родишься здоровым, а потом как пойдет опухоль расти! Или зоб! Или отклонения! А может, это вообще глазом не увидеть! Это только врач наверняка сказать может! И поэтому – каждая сука должна трястись и под себя ходить от страха, идя к врачу на осмотр. И врач сам должен трястись. И уж с нами, консилиумом, решать, кто урод, а кто нет. И никто не может быть уверен ни в чем. Никогда. И всю жизнь, понял, всю жизнь должен оправдываться. И нас оправдывать. Вот красота-то! А?! Красотища!

Он положил Артему руку на плечо. Родинка у него на переносице оказалась третьим глазом, положенным ему, как демону, чтобы лучше видеть гнилое и мягкое человеческое нутро.

– Где он? Где Гомер?! – выкрикнул ему Артем.

– Давай конверт!

– Что?!

– Давай сюда конверт!

– У нас был уговор!

Закрошились искры, зубы хрустнули, пещера накренилась: Дитмар наотмашь съездил Артему пистолетной рукоятью по щеке, по скуле. Потом перехватил по-людски, дулом Артему в лоб: убойный пистолет, «Стечкин».

– Хочешь, чтобы я с трупа твоего его снял?

Артем шагнул назад, думая, как ему успеть уничтожить депешу, а сзади уже ждала охрана. Заломили руки, опрокинули, пригнули к грязи, вырвали конверт из рук. Передали бережно Дитмару. Тот покрутил его в пальцах, попробовал сложить, посмотрел на прожекторный просвет.

– Фотографии, кажется, – сказал он, присев к Артему. – Очень любопытно. Фотографии, которые остановили войну. Красиво, а?

Убрал во внутренний карман.

– Чертовски хорошие должны быть фотографии. И очень должны понравиться именно фюреру, раз больше никому их видеть нельзя. Так? Ну кто откажется от соблазна на такое хоть одним глазочком? Тебе вот – не интересно?

– Где Гомер?!

– Тут где-то. Поищи. У меня времени нет. Мне на Театральную пора. Гуманитарная помощь, выявление агентуры… Ты здесь пока побудь. Обвыкнись… Поработай.

– Они меня не бросят! Летяга! Орден! Они ждут меня! Вам всем хана тут! Слышал, мразь?! Тварь?! Слышал ты, гнида?!

Артем рванулся, но охранники были откормленные, опытные, держали крепко; так и остался на карачках, мордой в грязь воткнут.