Метро 2035 - Дмитрий Глуховский (2015)

Дитмар, прежде чем с корточек подняться, погладил Артема по голове.

– Ждут. Точно, ждут ведь. А я пойду вот и расскажу им, чей ты человечек.

И ласково шлепнул Артема по заднице.

Глава 13

Жизненное пространство

Думал, наступит день, когда он ночь отработает; но тут ничего не было – ни ночи, ни дня, и смена была только одна: от начала и до конца. Поили из шланга, считая глотки, воду запасать не позволяли. Нужников не было; туннели, кроме одного, были переплетены сплошь колючей проволокой, как паутиной, не сбежишь, не уползешь. Зверолюди гадили стоя, не отрываясь от работы: мужчины при женщинах, а женщины при мужчинах; вновь прибывшие учились этому в первые же сутки. Учили плетками из колючки. Убивали без сочувствия, дежурно: тех, кто не хотел работать, тех, кто умирал сам и поэтому работать не мог, и тех, кто притворялся уже мертвым из хитрости. Работников не жалели – новых приводили два раза в день, им тоже надо было жрать, а жратвы не прибавлялось.

Каждый раз, когда открывалась железная дверь, когда втаскивали ошалевших новичков, выпихивали их в Шиллеровскую бескрайнюю пещеру, у Артема подкручивало кишки: вот сейчас войдет Дитмар. Обман его вот-вот вскроется: красные отправят солдат с Охотного ряда на Театральную через разорванные гермоворота, через верхний вестибюль, блицкриг обернется бесконечной позиционной войной, и Дитмар вернется, чтобы повесить Артема за предательство.

Когда он придет? Скоро?

Артема ощупали, определили, что силы в нем пока много, и дали ему возить тачку. Забирать у бородатых грызунов отковырянное, отбитое, кидать в тачку и везти в открытый туннель, который шел к Кузнецкому мосту. Поверх шпал лежал настил из досок. По нему нужно было бежать, может, метров триста, и там сваливать землю с камнями в гору, которая уже поднималась до потолка.

У Артема была хорошая работа, это он сразу понял: ему не стали сковывать ноги, и обязали не стоять на месте, а обходить кругом всех прочих, глядя, у кого скопилось больше грунта. Жаль, бежать было некуда. Зато так он смог найти Гомера.

Старик тут только полсуток провел, и еще был в одежде; но уже понял, что можно делать, и чего делать нельзя. Нельзя отлынивать. Нельзя филонить. Нельзя смотреть в глаза, с кем бы ни говорил. А если говоришь, не глядя на человека, такое прощают: на этом заводе земли и тел все равно ничего не слышно уже за шаг.

Гомер, хоть и старый, держался. Не стонал, не плакал. Бил породу сосредоточенно, не быстро и не медленно, не спешил себя спустить. Весь мокрый, землей измазанный, плечи прорваны и испачканы бурым, губы обкусаны.

– За тобой пришел, Николай Иванович, – сказал Артем мимо Гомера. – А теперь, наверное, оба тут останемся.

– Спасибо. Зря, – с ударами выдохнул ему Гомер. – Эта. Сука. Лживая. Мразь. Никого. Не. Выпустит.

– Как-нибудь выберемся, – пообещал ему Артем.

Разговор у них пошел обрывистый: слишком часто нельзя было возвращаться в один и тот же угол, надзиратели замечали и стегали плетками за такое. Плетки были упругие, стальной проволоки, шипы из них во все стороны торчали: один укусит, когда ударят, другой – когда отдернут.

– Ты. Как. Был. На. Театральной.

– Был.

– Видел. Умбаха.

– Его красные арестовали. Донос чей-то. За то, что радио слушал. Забрали и расстреляли. При мне. Не успел поговорить.

– Жалко. Как. Хороший. Мужик.

Забрал Гомеровы куски. Потом у горбатого мужичины с другого конца станции принял груз породы. Потом женщине с вислой грудью помог подняться на ноги, пока надзиратель через каменный туман не увидел. Потом снова к Гомеру.

– Он не один был, Умбах. Еще другие связывались. Люди приходили из другого города в Москву, из Полярных Зорь, наверное.

– Люди. Ну. Люди. Говоришь. Где ж они. Не встречал.

– Красные всех находят, всех метут. Стреляют, на Лубянку увозят, в Комитет. Кто пришел, и кто их видел, и кто о них слышал.