Из западни - Александр Чернов (2021)

Сейчас он продолжал переставлять их вдоль насыпи из чистого упрямства. Возможно, другой солдат давно оставил бы позади командира и с облегчением рванул «за помощью», лишь бы оказаться подальше от настигающих японцев. Он даже оправдал бы себя и перед начальством, и перед своей совестью тем, что с помощью товарищей быстрее вытащил бы офицера. Но сама мысль – бросить своего – пусть даже на время, пусть для его же блага, пусть даже Кирленко, которого он мысленно не один десяток раз придушил, не могла прийти в голову Александру. Если бы его спросили, зачем он тянет за собой еще и винтовку, то вопрошающий просто был бы послан. Скорее всего, причина столь бережного отношения к вверенному ему имуществу крылась в хозяйственной натуре померковного белоруса…

Звон в ушах и периодические стоны несомого тела не позволили солдату расслышать приближение догоняющего поезда. Да раздайся сейчас трубный глас архангелов – не факт, что Бурнос отреагировал бы: он был вымотан до крайности. Только длинный гудок нагонявшего состава и протяжный, жуткий металлический визг тормозов позади заставили его вытереть со лба пот и обернуться.

Увидев в паре десятков метров за своей спиной поезд, Бурнос резонно решил, что его догнали японцы. Устало уронив на землю продолжавшего оставаться без сознания поручика, Александр вскинул к плечу винтарь и всадил всю обойму в орудийный щит первого артиллерийского вагона: то ли ему привидилось чье-то шевеление в амбразуре, то ли просто целил по стволу пушки. Затем, передернув затвор, он охлопал себя по подсумкам, сидору и, окончательно убедившись в том, что патронов больше нет, слегка покачиваясь от усталости, застыл над телом командира в характерной позе со штыком на изготовку.

Из-за брони раздавался витиеватый русский мат под аккомпанемент противного верещания ушедшей в рикошет последней пули…

За встречей бронепоезда с бравым воякой из-за орудийного щита наблюдали шипящий от боли в ушибленном боку Балк, великий князь Михаил и матерящийся Ржевский. Вернее, именно сейчас не наблюдали: наименее удачно из всех троих упал Балк, что неудивительно, учитывая, что ему сначала пришлось сбить с ног своих оторопело открывших рты товарищей.

– Запорю, скотина! – фальцетом проорал, не вставая, однако, с настила, Ржевский. Но стиснувший от боли зубы Балк не успел начать отчитывать поручика, как за него взялся его «командир и заместитель по всем вопросам» великий князь Михаил:

– Поручик, молчать. И ни слова про свечку!

На что тот обиженно захлопал глазами.

– Нет уж, милостивый государь, вы сейчас у меня к этому солдатику выйдете и в ноги ему поклонитесь! На таких, как он, вся земля русская держится уже тому лет как… много, а вы: «запорю»… Как так можно со своим боевым товарищем? Серж, подсчитайте лучше, сколько он на себе командира протащил, но при этом еще и оружия не бросил. Нет, знак отличия Георгиевского ордена этот воин заслужил однозначно!

Здесь Василий, вполне удовлетворенный успехами своего августейшего ученика в деле нравственного воспитания подчиненных, тем не менее счел необходимым вмешаться:

– Только выходить к нему пока не надо, Михаил Александрович… – Балк смог наконец продышаться и сквозь ломоту под ребрами, куда пришелся удар угла лафета, пояснил: – Видите же, у человека шок и контузия. Он с этой стороны никого кроме японцев не ждет. Вы ему кланяться станете, а он вам – «коротким коли». Но насчет Георгия солдатику – это очень верно. Позвольте-ка мне с товарищем солдатом пообщаться.

Привстав на колено и высунув голову из-за броневого ограждения, Балк как мог громко гаркнул:

– Эй, братец, у тебя все патроны вышли или еще есть? А то мы подкинем, коли надо.

– Мне на вас и штыка хопиць, гады жаутопузыя, – не удивившись, что японцы говорят с ним на чистом русском языке, мгновенно ответил Бурнос.