Боги войны - Виктор Мишин (2021)

Вообще меня вся это суета в Воронеже заставила вспомнить историю. Ведь, блин, почти все, как и там или тогда, черт, я уже запутался вконец. Нет, понятно, что планы у немцев прежние, я ж Гитлеру-то не писал. Но наши-то! Постоянные бесконечные атаки одна за другой уносят жизни бойцов тысячами. Понимаю, что нужно, нужно атаковать, раздергивать силы врага, не давать ему перегруппировываться и прочее, но… Особенно прискорбно это для меня, ведь я-то знаю масштабы. Это вон Никоненко у меня воюет как ни в чем не бывало, геройски воюет. Да сейчас все так. А как иначе? Каждый боец отдельно и все вместе знают одно – фашисты пришли убивать и уничтожать всех нас. Всех, малых и старых. С сорок первого уже все, наверное, нагляделись на творения рук гитлеровцев, поэтому никого уговаривать не нужно. Но как же больно это видеть и знать об этом! Да еще и чинуши наши партийные подливают маслица в огонь своей тупостью. Да и командиры, те, что совсем высоко сидят, не лучше. Кидают сюда танковый корпус, а вводят в бой его по частям, еще бы по штуке отправляли, идиоты. Сколько уже парней погибло, сколько техники уничтожили, а все туда же. Я-то понимаю, Москва пытается заставить фрицев увязнуть тут и не дать подкреплений шестой армии, но, черт возьми, как же тяжело быть разменной монетой. И ведь нам тут минимум до января так бодаться с фашистами, то они к нам, то мы к ним.

В первых числах августа я попал в задницу. Не себе или кому-то, а вообще. Сначала, как часто бывает, пропала связь с батареей, а через час выяснилось, что ее попросту нет. Во время очередного налета под бомбежкой погибла вся батарея, причем не одна моя, а почти весь дивизион. Орудия в переплавку, люди погибли чуть не все. Я сидел на КП батальона и – нет, плакать не плакал, но очень хотелось. Уже привык к парням, жалко их. Да и самому что теперь делать, ума не приложу. Комбат отправляет в полк, там, дескать, все и объяснят, а я сижу. Но долго так не могло продолжаться, уже через несколько часов меня все же нашли по рации батальона и вызвали в штаб. На передке у меня остались три связиста и четверо разведчиков, с Вадиком вместе. Всех взял с собой, и пошлепали через разрушенный город на КП полка.

В штабе, как всегда, аврал. Долго не принимали, но все же хотя бы песочить не стали, и то хлеб. Здесь оказался командир дивизиона, в который входила моя гаубичная батарея, так он даже пожалел меня.

– Нечасто так бывает, что командир на передовой живет дольше, чем батарея, стоящая в тылу, – похлопал он меня по спине, обнимая. Правда, коряво у него вышло, обхватить-то меня толком не может. Вот ведь, в который раз уже вспоминаю, что часто говорю о своих габаритах. А как иначе? Меня ведь даже ругают с осторожностью. Кроют матом, а сами на расстоянии держатся. Хрен меня знает, чего у меня в голове. Дам разок в бубен, и баста, откачать не успеют. А то, что могу так сделать, уже доказал. К нам тут с неделю назад на батарею хрен какой-то заявился, форма энкавэдэшная, а кто такой – непонятно. Вопросы задает, лезет везде. Ребята выдернули меня с передка, вызвав по радио. Прибегаю, четыре километра пробежал, а это, оказывается, какой-то долбаный корреспондент. Парням не назвал свою должность, только звание, им и давил, заставляя все ему показывать и рассказывать. Ну, значит, представился он мне, а я ему спокойно так:

– Ты, капитан, меня выдернул с передовой, прямо из боя для того, чтобы заметку написать? – Тот, улыбаясь, кивает. Говорит, что это лучше всего подходит для освещения именно в условиях боя. – Ну, так я тебе приближу условия.

Тот и не понял ничего, а я рывком развернул его спиной да влепил под жопу такой смачный пинок, что этот долбаный журналюга аж подпрыгнул.