Башня Ласточки - Анджей Сапковский (2007)

— Не иначе, как их дьявол подослал, добрый господин отшельник, — проворчал кмет, на минуту отрываясь от шкурок. — Не иначе — дьявол. С самого Равноночия по лесам гоняли, какую-то девку искали. Пугали, кричали, грозились, но тут же снова ехали дальше, не успевали нигде избытно напоганить. Но теперича другую другость придумали: оставили по деревням и селам каких-то, ну, как их там… ну, посты какие-то… Постятся, стало быть, по деревням-то. И никакие энто не посты, добрый человек, потому как жрут они тама в три горла, а стоят там по три, а то и по четыре мерзавца разом. Разорение сплошное… Посты… Горе одно. Навроде бы будут так цельну зиму нас объедать, пока девка, котору поджидают, не выглянет откеда бы нибудь с укрытия и в село не заглянет. Тута уж ихний пост кончится, девку они схватют, а нам вроде волю дадут.

— У вас тоже… постятся?

Парень погрустнел, скрежетнул зубами.

— У нас — нет. Повезло нам. Но в Дун Даре, в полудне от нас, сидят вчетвером… В корчме, на выселках квартируют. Жрут и пьют. За девок брались, а када им парни воспротивилися, дак убили, господин хороший, без жалости. Насмерть…

— Людей убили?

— Двоих. Солтыса и еще одного. Ну и как, есть кара Божья на таких обалдуев, добрый человек? Нету ни кары, ни права! Один колесник, что к нам с женой и дочкой из Дун Дара сбег, говаривал, мол, были ране на свете ведьмаки… Они порядок со всякими беспорядками учиняли. И-эх, призвать бы в Дун Дар ведьмака, штоб энтих стервецов под корень.

— Ведьмаки убивали чудовищ, а не людей.

— Энто мерзопакостники, господин отшельник, а никакие не люди. Мерзостники, что из пекла повылазили. Ведьмак на них нужон, верно говорю, ведьмак… Ну, мне в путь сам час, добрый господин отшельник… Уж холодина идет. Скоро лодку прячь, а сани вытягивай… А супротив мерзавцев из Дун Дара ведьмак нужон. Ох, нужон…

***

— И верно, — повторила сквозь зубы Цири. — Святая правда. Нужен ведьмак… Или ведьмачка. Четверо их, да? В Дун Даре, да? А где он находится, этот Дун Дар? Вверх по реке? Туда сквозь рощи проехать можно?

— Ради богов, — прервал Цири Высогота. — Уж не думаешь ли ты всерьез…

— Не призывай богов, если в них не веришь. А я знаю, что не веришь.

— Оставим в покое мое мировоззрение! Цири, что за адские мысли приходят тебе в голову? Как ты вообще можешь…

— А вот теперь ты оставь в покое мое мировоззрение, Высогота. Я знаю, что мне положено! Я — ведьмачка!

— Ты — личность юная и неуравновешенная! — взорвался Высогота. — Ты — ребенок, перенесший травмирующее воздействие извне, ты — ребенок обиженный, невротический и близкий к нервному срыву. И сверх всего ты одержима жаждой мести! Ослеплена жаждой реванша! Неужели ты этого не понимаешь?

— Понимаю лучше, чем ты! — воскликнула она. — Потому что ты понятия не имеешь о мести, потому что ты никогда не испытывал того, что досталось мне. Потому что ты знать не знаешь, что такое настоящее зло!

Она выбежала, хлопнув дверью, через которую тут же ворвался в сени и комнату пронизывающий зимний вихрь. Спустя несколько секунд Высогота услышал цокот копыт и ржание.

Возбужденный, он хватил оловянной тарелкой о стол. «Пусть едет, — подумал он. — Пусть вытрясет из себя злобу». Бояться за нее он не боялся, она одна ездила по болотам часто и днем, и ночью, знала тропки, островки и заросшие лесом топи. Однако, если б и впрямь заблудилась, достаточно было отпустить поводья, и вороная Кэльпи нашла бы дорогу домой, к овчарне. Эту дорогу она знала.

Спустя какое-то время, когда уже здорово стемнело, он вышел, подвесил на столб фонарь. Постоял у живой изгороди, прислушался к стуку копыт, к плеску воды. Однако ветер и шум камышей приглушали все звуки, фонарь на столбе раскачивался как бешеный и наконец погас.

И тогда он услышал. Далеко. Нет, не оттуда, куда поехала Цири. С другой стороны, противоположной. От болот.

Дикий, нечеловеческий, протяжный воющий крик. Стон.

Минута тишины.