Башня Ласточки - Анджей Сапковский (2007)

Ведьмак потрогал языком шатающийся зуб, сплюнул кровь, текущую из рассеченной губы. Он чувствовал, как на спине и плечах набухают валики, как распухает — пожалуй, до размеров кочана цветной капусты — ухо, которому досталось ремнем. Рядом неловко поднимался с земли Кагыр, держась за щеку. На его оголенном предплечье прямо на глазах вырастали и набухали широкие красные полосы.

На землю осыпался отдающий серой дождь, пепел последнего фейерверка.

Ангулема жалостливо всхлипывала, держась за плечо. Мильва отбросила ремень, после недолгого колебания опустилась рядом с ней на колени, обняла и, не говоря ни слова, крепко прижала.

— Я предлагаю вам, — холодно проговорил вампир, — подать друг другу руки. Предлагаю никогда, совершенно никогда больше не возвращаться к этому делу.

Неожиданно сорвался и зашумел слетевший с гор ветер, в котором, казалось, звучали какие-то жуткие крики, вой и стоны. Мчащиеся по небу облака образовали фантастические фигуры. Серп луны сделался красным, как кровь.

***

Сумасшедший хор и хлопанье крыльев козодоев разбудили их перед рассветом.

Двинулись сразу, как только солнце слепящим огнем зажгло снега на вершинах гор, но прежде, чем оно успело выкатиться из-за гребня. Впрочем, опередив его появление, небо затянули облака.

Они ехали лесами, а дорога вела все выше и выше, и это можно было увидеть по изменениям в древостое. Дубы и грабы неожиданно кончились, они въехали в сумрак буковых лесов, выстланных опавшей листвой, пахнувших плесенью, паутиной и грибами. Грибов было невпроворот. Влажный конец лета просто разродился осенними грибами. Молодая поросль и почва местами совершенно скрывались под шляпками боровичков, рыжиков и мухоморов.

Лес был тихий, походило на то, что большинство певчих птиц уже улетели в теплые края. Только мокрые вороны каркали на опушках.

Потом буки кончились, пошли ели. Запахло смолой.

Все чаще попадались лысые пригорки и безлесья, среди которых их настигал ветер. Река Нэви бурлила на порогах и перекатах, ее воды, несмотря на дожди, стали здесь хрустально прозрачными.

На горизонте вздымалась Горгона. Она была все ближе.

Со скалистых склонов могучей горы спускались гигантские длинные ледники и снега, из-за чего Горгона казалась как бы оплетенной белыми шарфами. Вершину Дьявольской Горы, словно голову и шею таинственной невесты, все время окутывали вуали облаков. Время от времени Горгона, будто танцовщица, встряхивала своим белым нарядом — картина была прекрасной, но несла смерть: с обрывистых склонов сбегали лавины, сметая на своем пути все, докатываясь до осыпей у подножия и катясь дальше, до самых высоких елей над перевалом Теодуль, над долинами Нэви и Сансретура, над черными глазками горных озерков.

Солнце, которое, несмотря ни на что, все же ухитрилось пробиться сквозь облака, закатилось очень уж быстро — попросту скрылось за горами на западе, распалив их пурпурно-золотым заревом.

Прошла ночь. Взошло солнце.

И пришло время разделиться.

***

Геральт плотно обмотал голову шелковым платком Мильвы. Надел шапку Региса. В очередной раз проверил, как лежит сигилль на спине и оба кинжала в голенищах.

Рядом Кагыр точил свой длинный нильфгаардский меч. Ангулема перехватила лоб шерстяной ленточкой, сунула за голенище охотничий нож, презент от Мильвы. Лучница и Регис седлали им коней. Вампир отдал Ангулеме своего вороного, а сам пересел на Драакуля.

Они были готовы. Оставалось только одно.

— Идите сюда все, — бросил Геральт.

Подошли.

— Кагыр, сын Кеаллаха, — начал Геральт, стараясь не впадать в патетику. — Я обидел тебя несправедливым подозрением и вел себя в отношении тебя как последний подлец. Настоящим приношу извинения при всех, склонив голову. Приношу извинения и прошу тебя простить меня. Всех вас тоже прошу простить меня, ибо подло было заставлять вас смотреть на это и слушать.