Враг моего сердца - Елена Счастная (2018)

Он махнул рукой на запад, а Елица, совершенно онемевшая уже от холода, только вяло проследила за его жестом. Леден вдруг присмотрелся к ней внимательно, словно только что заметил, что она уже давно молчит и трясётся, как лист на ветру. Ни слова не говоря больше, он втолкнул её в пещеру и усадил у стены, отобрав заплечный мешок и свёрнутые, укрытые рогожей сверху одеяла.

— Сейчас огонь разведём… Сейчас, — забормотал успокаивающе. — Ты сиди, не беспокойся.

От его размеренного тихого голоса сразу в сон потянуло. Княжич пошарился в мешке и удовлетворённо хмыкнул, обнаружив там горшочек и свёртки с едой да бересту. С долей уважения глянул он на Елицу и улыбнулся. Только с сомнением посмотрел наружу: где теперь сухие дрова искать? На ходу снимая с пояса нож, что чудом оказался ещё при нём — единственное оружие — Леден вышел из укрытия, скрылся за изгибом горной стены. И послышался мерный стук, от которого Елица чуть приободрилась, зашуршали ветки и трава под шагами княжича. Скоро он вернулся с охапкой нарезанного с деревьев сушняка и собранного валежника. Она и заметить не успела, как Леден, ловко уложив ветки шалашом поверх бересты, разжёг огонь. Дрова возмущённо зашипели поначалу, поплевались искрами и смолкли, ровно разгоревшись. Поползло в стороны благостное тепло и чуть едкий дым. Но и так хорошо.

— Ты раздевайся, — Леден, удостоверившись, что пламя не погаснет, обернулся на Елицу, которая уже начала потихоньку подтягиваться ближе. — Одежду развесь поближе к костру, а сама в одеяло заворачивайся. Я отлучусь ненадолго.

Он порывисто встал и снова ушёл. И стало без него вдруг так страшно: близилась ночь. И представить теперь захочешь — не представишь, как бы она одна тут в лесу, в темноте, до утра мыкалась бы. В животе тоскливо урчало: весь день она бродила по лесу то одна, то с княжичем — о еде и не задумывалась даже, настолько сильно сковал всё тело холод и хотелось уже куда-нибудь прийти. Не переставая поглядывать в тёмный сосновый бор, что окружал пещеру, Елица стянула сырой плащ, а за ним и остальную одежду, оставив только исподнее и сапожки на ногах с онучами под ними — они-то почти не промокли: на совесть сшиты. Дрожь постепенно начала спадать, запахло сырой рогожей от развешенного на каменном выступе и начавшего прогреваться плаща. Потеплел наконец даже кончик носа, и Елица зашевелилась, подумывая, как бы ей справить хоть какую-то вечерю так, чтобы одеяло с неё не сваливалось. Ей всё же удалось кое-как закрепить его узлом через плечо и пояском от рубахи. И пока она доставала из мешка хлеб, вяленое мясо и кашу в небольшом горшочке, что собрала для неё Мира, вернулся Леден.

Был он в одной сырой рубахе и кое-как почищенных портах. В руках нёс свои сапоги и ещё охапку веток. Сам он отмылся, видно в речке: вода до сих пор капала с его чистых теперь волос, что завивались мягкими волнами вокруг лица.

— Не боишься застудиться? — Елица с опаской посмотрела на него.

Искупался ведь в холоднющей воде да шёл ещё сколько под ветром.

— Не боюсь, — он усмехнулся. — Только не застудиться. А вот за тебя вовсе не уверен. Согрелась? Ты уж прости… — он снял рубаху и кое-как развесил её на неровных камнях. — Но так быстрее высохнет.

Елица, отводя взгляд, протянула ему второе одеяло, которое прихватила как будто на всякий случай. А вот же и пригодилось.

Пока княжич кутался в него, устраивался рядом, подогрелась у огня каша: решили повечерять пока только ей и частью хлеба. Елица присела у костра, пытаясь краями одеяла подхватить горячий горшочек так, чтобы не обжечься. Зашипела, когда жар всё же добрался до пальцев. Леден, наблюдая за ней, чему-то улыбнулся. Елица опустилась подле него и подала ложку, а после только спохватилась: одеяло расползлось в стороны, открывая её едва не до подмышки самой. Княжич, коротко скользнув в прореху взглядом, нарочно отвернулся, пока она не оправилась, мысленно браня непогоду и саму себя за невнимательность.