Мы вернемся! - Андрей Булычев (2021)

— Чтобы даже комар не посмел сесть на этого пленного! — Чтобы ни один волосок с него не слетел! — наставлял своего главного ротного интенданта поручик. — Он один целой дивизии турок стоит, ты меня понял, Ёлкин!? Весь свой тыловой десяток под его охрану выставь. Хоть на руках его несите, но глядите, чтобы он живой и невредимый на ту сторону реки переправился. Тебе всё ясно?!

Потапу всё было ясно. Приказ командиром был изложен более чем доходчиво. Видать, очень ценным этот пленный был, коли их благородия так за него волновались. И он, перехватив свой штуцер поудобнее, зверовато посмотрел на проходящую мимо егерскую пару.

— Даже и не вздумайте вот к энтому близко подходить, робята! Идите-ка вы отсель подобру-поздорову!

— Да мы только глянуть, Потап Савельич, что это за важная птица нам попалась, — шмыгнул носом молоденький солдат. — С виду вроде ничего особого, турка как турка, жирнянький такой.

— Иди, иди отсель, «жирнянький», — передразнил его унтер. — Много ты чего понимаешь, поди, в турке! Молодой ещё, без году неделя вон в особых егерях, а всё туда же! Даже вон хвоста ведь себе ещё на картуз не нашили! Коли их благородия сказали, что это очень важный пленный, значится, так оно и есть!

А поручик Егоров в это время принимал вторую приятную за это утро новость. Барабанщик Лёнька нашёл-таки под убитой лошадью знамя алая. Древко его было сломано, всё оно замаралось в крови, но главным в нём было само полотнище. Вот оно, большое, шёлковое, квадратное, с основным красным фоном стяга. Внутри его два прямоугольника фиолетового и чёрного цветов, а на них виднелись какие-то письмена арабской вязи, вышитые серебряной нитью. Читал на арабском Лёшка скверно, считай, что вообще этой письменности не знал, но о чём здесь шла речь, он примерно понимал. Религию и верование своих противников поручик уважал и относился к таким вещам со всей серьёзностью.

— Молодец, Лёнька! — похвалил парня Егоров. — А я уж думал, утащили его с собой сипахи. Сверни-ка ты его аккуратно и держи при себе, будем командованию самолично в руки это трофейное знамя передавать!

Солнце взошло, и по его высоте можно было сказать, что утро было в самом разгаре, а это означало, что кавалерия в Гуробалах поднимется по тревоге. И путь им до этого места будет от силы полчаса, ну, максимум и при хорошем раскладе — минут сорок пять — пятьдесят.

— Хотя сразу они, конечно, в галоп не пойдут, — прикидывал Егоров. — Нужно же им будет покричать хорошенько, поохать, попереживать своим соплеменникам, вырвавшимся живыми от русских. И только потом, вдохновлённые речью высокого начальства, выедут они на войну с неверными.

И всё равно времени у егерей было в обрез!

— Рота! С собой берём только целых пленных, все раненые турки остаются здесь. Трофеями не обременяться, если только пистолями и холодным оружием под себя. Бего-ом марш! Заслоном идёт первый плутонг! Быстрее, быстрее, шевелимся, братцы!

Как бежали сюда егеря буквально час назад, так же в ускоренном темпе неслись они сейчас и в сторону дунайской переправы. В скорости этого движения было сейчас их спасение. Вот-вот можно было уже ждать появления погони за спиной.

Как ни старался Огюз перед русскими, но сил и сноровки бежать в таком темпе у него не было. Он очень пытался спешить, понимая, что в этом сейчас вся его жизнь, но уже ничего не мог с собой поделать. Ноги толстячка заплетались, и наконец писарь свалился на землю в изнеможении. Всё, теперь-то его точно вот тут же прям и заколют!

— Чего встали?! А ну подняли пленного и ножками, ножками быстрей! — прикрикнул на свою команду Потап. — Четверо несут, остальные охраняют, а потом меняются!