Мы вернемся! - Андрей Булычев (2021)

После обеда и двухчасового отдыха егеря обычно отрабатывали стрельбу на приозёрном полигоне. Били они из штуцеров, из гладкоствольных фузей, пистолей и даже из тромбонов. Стреляли все, из всего, помногу и из всяких положений. Умение точного и быстрого ведения огня было главным условием выживания для егеря. Поэтому и отводилась его шлифовке масса времени. Были, конечно, и занятия рукопашного, ножевого, сабельного боя, оттачивались навыки скрадывания часового и метания гренад, но всё-таки стрельбе традиционно уделялась львиная доля от всего времени занятий.

Вечером обер-офицеры роты обычно организовывали занятия по начальной грамоте, а потом был длительный уход за личным оружием. На своё место к ночи оно должно было быть выставлено тщательно прибранным. А для этого его нужно было предварительно очистить от порохового нагара и от свинцовых окислов, ну и уже затем требовалось хорошенько его смазать.

Чтобы выполнить эту непростую задачу по уходу и по сбережению оружия, у каждого егеря был свой перечень необходимых ему приспособлений. У всякого солдата имелась: сухая чистая тряпка и тряпка, пропитанная несолёным салом. Было несколько пёрышек, очищенная от кострики пакля и «чистилка» из мягкого дерева. Всё это было необходимо для чистки замка, различных гнёзд и самого канала ствола. Для сбережения и смазки ружей и пистолей был необходим кусок бараньего или говяжьего сала, пузырёк с очищенным «деревянным маслом» и хотя бы немного «триппела» — так называемой английской глинки или абразива 18–19 веков. На постое шомпол у солдат заменялся дульной палкой, сделанной из сухого дерева. Сало тоже использовалось не абы какое. Его сначала старались перегреть, дабы удалить все активные вещества, окисляющие металл. Для ствола, дабы спасти его в сырую погоду, готовили специальный «костяной жир», да и «деревянное» — оливковое — масло перед применением вначале очень тщательно очищали. Тёртый кирпич для чистки ствола, про который Алексей ещё в детстве слышал из рассказа «Левша», использовали только лишь в самом крайнем случае, когда под рукой просто не было того самого «триппела». Да и то порошок из тёртого кирпича или из белой глины перед применением просеивали несколько раз через тряпицу. И вот полученная таким образом пыль уже вполне собой заменяла английскую глинку с таким вот неблаговидным названием.

На качественный уход за оружием приходилось порою по паре часов времени ежедневно. И тут самым строгим контролёром выступал главный оружейник роты Курт Шмидт. Проще было самому ротному представить оружие для осмотра, чем вот этому придирчивому и занудному немцу.

— Твой ружьё есть твой жизнь! — любил он частенько повторять, поучая новеньких егерей. — Плёхой твой ружьё — значит, ты есть плёхой зольдат и есть очень плёхой товарищ. Сам бистро погибаешь и свой товарищ не сможешь помочь в бою. Иди и чисти замок, очень некорошо ты его чистить! Он у тебя есть совсем грязный! И смазка нужно лучше наложить, чтобы ржа не есть металл!

В след за ужином у егерей было свободное время до сигнала «вечерняя заря», и после этого хождение из места расположения роты, мягко говоря, не приветствовалось. Давний пример, как нелегко было Фёдору Лужину по кличке Цыган год назад, а с ним заодно и всей егерской команде, был в роте всегда на слуху. Исключение здесь было только для господ офицеров, ну и для старших унтеров, которым они, в общем-то, не злоупотребляли. В ночном Бухаресте делать им просто-напросто было нечего. Так что после отбоя в месте расквартирования егерей полными хозяевами были караульные одного из восьми дежуривших по очереди отделений.

По субботам занятия длились до обеда, а потом была баня, постирушки и прожарка белья.

В воскресенье егерям давался выходной. Построения и дела солдатские были в этот день сведены до минимума. Каждый мог заняться собой и своей душой, отстояв службу в местном храме.