Теперь же, как только начался июнь, Лебедев спиртом и спиртным интересоваться перестал. Как отрезало. И эту перемену «папенькиного сынка» тоже заметил весь экипаж. Потом на Пашку, как и на многих других из экипажа эсминца, произвела большое впечатление история с поимкой Лебедевым Габаряна, который оказался немецким шпионом. Да и само то, что недавно постоянно выпивший Лебедев, который частенько стоял вахту «навеселе», в одночасье сделался трезвым и храбрым разведчиком, который не побоялся выходить на вражескую территорию за ценными сведениями, сильно подняло репутацию Александра в глазах коллектива.

И вот теперь, после начала войны, Лебедев не попросил своих влиятельных родственников отправить его подальше от линии фронта, а, можно сказать, сам напросился на передний край военных действий, не просто организовав корабельные корректировочные группы, а самолично возглавив их. И все участники этих групп видели, какое личное мужество демонстрировал Лебедев, например, самостоятельно корректируя огонь кораблей под обстрелом вражеской артиллерии, или находясь впереди групп и ведя людей за собой.

Даже в тот роковой момент, когда они неожиданно напоролись на толпу бегущих немцев, выйдя с кладбища в Кретинге, Лебедев шел первым. И, конечно, то, что убили не его, а Петю Ефимова явилось простой случайностью. Никакой вины Лебедева в случившемся Березин не видел. Наоборот, все, через что им пришлось пройти вместе в десантной операции, только еще больше сблизило Павла с Александром.

Потому Березин искренне желал Лебедеву скорейшего выздоровления и охотно делился со старшим лейтенантом новостями. Конечно, Пашка, как и любой карьерист, своей выгоды тоже никогда не упускал. И теперь он четко осознал, что, если кто и поможет ему в карьере, так это Лебедев. Потому, едва заметив, что командиру диверсантов-корректировщиков уже полегчало, свободный от вахты Березин подошел к нему и начал пересказывать все, что услышал от нового начальника радиорубки, который, действительно, зазывал Березина к себе в младшие радисты.

И Пашка не хотел упускать такую возможность. Только вот, решение о переводе краснофлотца из одной боевой части в другую мог принять на корабле лишь единственный человек, его командир Сергей Платонович Малевский. Березин же обратил внимание, что с началом войны отношение Малевского к Лебедеву тоже улучшилось. Не зря же каперанг, когда они взошли на борт эсминца, возвратившись из десанта, буквально неся на себе раненого командира корректировщиков, сразу приказал корабельному доктору Мише Гринбергу первым делом заняться раной старшего лейтенанта, а все остальные пятнадцать раненых дожидались в это время очереди. Умный Березин понимал, что есть, конечно же, в поведении Малевского личные мотивы. Вполне возможно, что своим повышением в звании и должности он обязан именно отцу Лебедева. А значит, если кто и может попросить Малевского о переводе Березина в радисты, так это Лебедев.

А должность корабельного радиста сулила отличные перспективы. Во-первых, радисты всегда считались «белой костью», элитой экипажа. Они не делали никакой грязной работы и постоянно знали все новости с «большой земли». К тому же, значение радиодела с течением времени только увеличивалось. Это как раз была та отрасль военного и гражданского хозяйства, которая имела отличные перспективы роста и развития, как на войне, так и после нее. И закрепиться на должности младшего радиста сулило Березину не только карьерный рост, но и освоение интересной и полезной профессии, которой всегда можно будет себя прокормить. К тому же, радиодело ему просто нравилось.