Эсминцы и коса смерти. Том 2 - Августин Ангелов

Начав осваивать радиостанцию, как диверсант-корректировщик, Пашка почувствовал, что ему, оказывается, очень интересно копаться в проводах, разбираться в электрических схемах, параметрах радиодеталей и таблицах частот. Для него эти занятия казались не менее увлекательными, чем решение сложного кроссворда. Потому он с большим удовольствием следил за рацией и даже сам безропотно таскал ее тяжесть на собственной спине. Даже, когда в группу взяли того самого Петю Ефимова, который уже служил радистом и знал радиодело лучше Березина, Пашка рацию ему в первом боевом выходе не доверил. А быть вторым номером, нести аккумуляторы к ней, Петя, разобидевшись, наотрез отказался. Вот и вышло так, что оказался Петя в критический момент с пулеметом. И, если бы не это стечение обстоятельств, то, может быть, Ефимов был бы жив, а мертв он, Березин. Так что не только у Саши Лебедева, но и у Пашки Березина был повод упрекать самого себя в смерти товарища.

Потому о гибели Ефимова они со старшим лейтенантом не говорили, стоя рядом у лееров на шкафуте. А говорили о новостях, которых имелось довольно много. Березин рассказывал Лебедеву, что пока они ночью участвовали в десантной операции, бомбардировщики дальней авиации снова летали с Моонзунда бомбить Берлин. Кроме того, советские самолеты бомбили еще и Кенигсберг.

Судя по сводкам информбюро, передаваемым по радио из Москвы, приходить в радиорубку и слушать которые Березин, как корабельный комсорг, проводящий политинформацию для экипажа, имел полное право, тяжелые бои происходили по всей линии фронта, но никаких критических прорывов советской обороны пока не имелось. Немецкий блицкриг, задуманный руководством Германии, как серия внезапных и быстрых ударов танковыми клиньями, с каждым днем все больше превращался в медленную мясорубку тяжелой позиционной войны.

В это же самое время, когда Березин и Лебедев беседовали на шкафуте, на баке, сидя на снарядном ящике, вели разговоры подносчики снарядов первого орудия. Краснофлотцы Александр Денисов и Иван Егоров, воспользовавшись паузой, когда начальства не было рядом, обсуждали произошедшие события начала войны с Германией.

— Скажи, Ваня, как ты думаешь, мы победим? — спросил своего товарища матрос Денисов.

— Не знаю, Саня, — честно ответил матрос Егоров.

— Ты чего это в победу нашу не веришь? — удивился Денисов.

— Да верю я в победу. Просто вон у них какая сила, у немцев. Бомбят нашу эскадру так часто, что я уже устал снаряды к пушке подносить, потому что все время только и делаем, что авианалеты отражаем. Все мышцы в теле болят, и руки, словно, отваливаются, — честно высказался Егоров.

— Так и у меня мышцы болят не меньше твоего. А все равно думаю, что мы победим обязательно, — сказал Денисов.

— И что же придает тебе оптимизма? — поинтересовался Ваня.

Денисов ответил:

— Ну, хотя бы то уже, что наши истребители начали регулярно прилетать во время авианалетов на помощь нашей эскадре. В первые дни наши летуны почти не появлялись. А теперь, благодаря им, нас даже немецкие торпедоносцы пока не потопили.

— Да, хоть иногда эти «красные соколы» прилетать начали вовремя. Уже дело, — согласился Иван. Но тут же добавил:

— Но, посмотри вокруг, прошло пока всего немного времени, как война началась, а вон, сколько уже наших прибили. Эсминец «Володарский» вместе со всем экипажем потонул, а «Ленин» без носа остался, тоже там немало краснофлотцев погибло. Да и морских пехотинцев, помнишь, сколько к нам на корабль подсадили? А назад с берега вернулись только две трети, из них еще и раненых полно.

— Так и немцам сильно досталось. Сколько их там в Паланге и Кретинге «чемоданы» с линкоров положили! — возразил Саша Денисов.

— Не знаю, какие потери у немцев, но наших точно прибили много, да и ранили изрядно. Вон, даже старлея Лебедева сильно раненым на борт приволокли, сам он еле ноги переставлял. Я своими глазами видел, — поделился Егоров.