Освободительный поход - Александр Михайловский, Александр Харников (2019)

Уже два месяца семейство Романовых-Куликовских обитало в глухом русском лесу, вдали от всяческой цивилизации. Хозяином на этом объекте (или, по-большевистскому, комендантом) считался седовласый дед Степан; он успел послужить и в дворцовых гренадерах при братце Ники, и в Первой Конной Армии Буденного, а также в спецотряде НКВД по борьбе с контрреволюцией (соответственно, уже при большевиках). Кто этот дед был по званию – Бог весть. Может, и генерал НКВД в отставке, которого советское руководство по-свойски попросило присмотреть за важными персонами, то ли почетными узниками, то ли не совсем желательными гостями.

Помогали деду Степану двое молодых людей, чем-то неуловимо похожих на своего начальника. Звали их Петр и Макар; и насколько дед был разговорчив, настолько эти двое оказались молчаливы. Лишнего слова и клещами не вытянешь. Парни выполняли роли то ли охранников, то ли помощников по дому, ведь молодое поколение Романовых-Куликовских страдало от болезни, которую дед Степан именовал «хронической жопорукостью»: ни дров наколоть, ни русскую печь истопить Тихон с Гурием были не в состоянии.

Датские же невестки Ольги Александровны Агнет и Рут и вовсе находились в состоянии постоянного тихого ужаса и все время плакали, стараясь, правда, делать это незаметно. Им казалось, что сейчас из леса выйдут дикие медведи и начнут жрать их живьем. Дед Степан, услышавший от Гурия об этой эротической мазохистской фантазии датчанок, сперва полчаса ржал в голос, потом попросил объяснить глупым европейкам, что медведь так не питается. Мол, он сначала убьет свою жертву, засунет под какую-нибудь корягу, чтоб не достали волки, даст мясу с недельку как следует протухнуть, а только потом будет вкушать деликатес под названием «баранина датская безрогая и безмозглая». Впрочем, какие же зимой могут быть медведи? Спят они сейчас, сосут лапу и видят сладкие сны. Вот весной – совсем другое дело. Весной медведь просыпается голодный, худой и злой, и тут же начинает бродить в поисках вытаивающих из-под снега тушек всякого зверья, погибшего зимой от морозов. Если кто сдуру попытается со спецдачи сбежать, то к весне он как раз будет годен медведю на пропитание. Слегка оттаявший, но уже вонючий. Минус тридцать по Цельсию, как сейчас, это цветочки; а бывает и минус пятьдесят, когда вороны от холода на лету замертво падают…

Одним словом, запугал старый большевик двух датчанок до полусмерти. У них там, в Дании, таких лесов отродясь не было, а если даже если и были, то исчезли более тысячи лет назад, когда Европа перестала быть страной лесов, болот и непролазного бездорожья. Тут, в России, бездорожье было еще в самом разгаре. Хоть Ивановская область – это далеко не глухая Сибирь, но и тут, всего в двухстах верстах от Москвы, на километры вокруг их уединенной «дачи» ни одной живой души. С внешним миром обитателей спецобъекта связывали только извилистая проселочная дорога (ведущая через густой лес и по зимнему времени занесенная саженными сугробами) и радиоприемник Телефункен – единственная ценная вещь, которую им позволили взять из датского дома в Боллерупе. Впрочем, как было обещано, датская полиция, которую никто не отменял, продолжала следить за сохранностью их дома. После войны, когда Дания официально станет частью СССР, они вполне могут жить в этом доме жизнью частных лиц.