Освободительный поход - Александр Михайловский, Александр Харников (2019)

– Какой же он глава дома Романовых, – ответила Антонова с легкой усмешечкой, – когда он самый обыкновенный незаконнорожденный? Во-первых – ваш брат не давал согласия на брак его отца Великого князя Кирилла Владимировича и британской принцессы Виктории Мелиты. Во-вторых – мать Владимира Кирилловича не принимала православия, а значит, как рожденный от неправославной матери, он не имеет права занимать императорский престол и быть главой Дома. В-третьих – вступая в отношения с Кириллом Владимировичем, Виктория Мелита была разведена, что тоже является препятствие для законного брака лица, включенного в список престолонаследия. Что же касается вас лично, то ваше происхождение безупречно. У ваших сыновей препятствием может являться только неравнородность брака, но если соблюдать это условие, то тогда незаконнорожденными можно считать всех Романовых во всех ветвях, ибо требование равнородности партнера появилось только в конце восемнадцатого века, а до того момента ваш брак с Николаем Александровичем считался бы вполне нормальным. При этом я еще раз повторю – никто не предлагает вам престол Российской Империи, вам предлагают только почетную должность главы Дома, чтобы вы от этого престола могли законно отказаться. И не кивайте на то, что вы женщина, вон в том же восемнадцатом веке две Екатерины и одна Елизавета вполне справлялись как с императорскими обязанностями, так и с обязанностями главы Дома Романовых. И ничего.

Когда Антонова договорила, в комнате наступила звенящая тишина. Наконец Ольга Александровна со вздохом произнесла:

– Хорошо, уважаемая Нина Викторовна, я подумаю о том, что вы мне сказали, и через неделю дам вам ответ.

– Ну вот и замечательно, – ответила Антонова, вставая, – через неделю я снова буду здесь, тогда мы и закончим этот разговор…

* * *

4 января 1943 года. 06:25. Болгарско-турецкая граница, село Капитан-Андреево, передовой КНП 9-й армии.

Командующий фронтом генерал-полковник Константин Константинович Рокоссовский.

В ночь с третьего на четвертое января погода на болгаро-турецкой границе была наимерзейшей. До низких облаков, казалось, можно достать рукой, пронизывающий западный ветер, бросающий в лицо неосторожному прохожему пригоршни холодных дождевых капель и водяной пыли. Видимость такая, что вытяни вперед руку – и не увидишь кончиков своих пальцев. А как же иначе – ведь сейчас, в новолуние, и без низкой плотной облачности и моросящего дождя, уровень освещения можно считать близким к темноте, несмотря даже на близящийся рассвет.

Была бы это, так сказать, была официальная линия фронта, то и та, и другая сторона поминутно швыряла бы в небо над нейтралкой осветительные ракеты, а наблюдатели в окопах в краткие минуты просветления старательно вглядывались бы в каждый бугорок, подозревая в нем ползущего к их окопам вражеского разведчика-диверсанта. Однако война еще не объявлена. К тому же, несмотря на то, что в полночь официально истек срок ультиматума, предъявленного президенту Инёню, в генштабе Турции наивно считают, что из-за плохой погоды советское наступление на Стамбульском направлении начнется на два-три дня позже.

Особенно неуютно в эти минуты чувствуют себя сейчас турецкие часовые на границе. Это именно им ветер бросает в лицо дождевые капли, выжимая из глаз невольные слезы, это им, слепым и глухим в своих дождевиках, предстоит стать первыми жертвами новой войны. Их не спасут ни многослойные проволочные заграждения, появившиеся на границе полгода назад (когда Болгария в ходе мировой войны неожиданно перебежала на сторону русских), ни минные поля, появившиеся на границе примерно тогда же, ни чуткие служебные собаки[55], положенные им как всяким пограничникам. Смерть уже рядом, она уже смотрит на них через окуляры ноктовизоров[56] и ночных снайперских прицелов.