1970 - Евгений Щепетнов (2019)

Я пожал плечами. А что еще скажешь? Ну да, люблю покушать. А тут после пресной больничной еды, не отличающейся особым изыском, – и такая вкуснота! Колбаса-то – настоящий финский «сервелат»! Это тебе не та дрянь, что делают в РФ в 2018 году! Несъедобная дрянь, только похожая на колбасу. Настоящая колбаса начиналась с цены рублей семьсот или больше. И в основном была белорусского производства. Белорусский Батька шибко дрючит своих охламонов, требуя выдавать качество. Наши же власти удовлетворяются ТУ вместо ГОСТа.

Наевшись, я уже медленно стал прихлебывать чай, «на потуху» заедая его маленькими кусочками пропитанного соком бисквита. Хорошо! Даже вспотел немного – вот как хорошо!

– Откуда все это богатство? – не удержавшись, спросил я у Зинаиды и кивнул на ковры, на обстановку.

Она слегка нахмурилась, и я понял – спросил о чем-то таком, о чем говорить ей не хотелось. Но она все-таки пересилила себя:

– Муж трофеев много привез. С войны. Как он там химичил и с кем – я даже этого и не знала. Потом обнаружилось. Золото… украшения. Драгоценности. Те же ковры. После войны многие офицеры привозили. Кому как досталось, кто как сумел. Ну вот он… сумел. Он так-то хорошим человеком был, добрым… но… вот так.

– Ты не любила его?

– А что такое любовь? Дашь определение? То-то же… мне хорошо с ним было. Как за каменной стеной! Все решит, все достанет. В доме всегда достаток. Детей вот только не хотел… Подумывала я взять сироту на воспитание, но как ему сказала… лучше бы не говорила. А вообще он мужчина был хоть куда! И в постели с ним было хорошо… поначалу. Потом пить стал…

Зинаида задумалась, улыбнулась:

– И что это я тебе все рассказываю? Может, потому, что ты… хм… это как купе. Незнакомым людям рассказывают то, чего и друзьям иногда не расскажут. Вышли на станции, и… все.

– Но я не в купе. Я тут, похоже, до конца жизни застрял! – попробовал протестовать я. – И никуда не выйду!

– Человек предполагает, а бог располагает, – вздохнула Зинаида.

– Веришь в бога?

– Нет. Я комсомолка, коммунистка – какой бог? – криво усмехнулась она. – Но когда под обстрел попадала – молилась. Как умела. На фронте все верить начинают. Потому что больше ни на что надежды нет, кроме как на бога. Но да ладно. Не будем об этом.

Я наслаждался тишиной, покоем, толстые стены старого, вероятно, еще дореволюционного здания гасили все звуки с улицы. Да и звуков тех было всего ничего. Это тебе не наш, двадцать первого века, суматошный гул одной из самых оживленных улиц города. Здесь она еще полупуста.

– Миш, а ты ее любил? – внезапно спросила Зинаида.

– Кого? – не понял я.

– Жену свою.

– Хм… я и сейчас ее люблю, – пожал я плечами, – и если бы мог, тут же вернулся бы домой! Кстати, я хочу съездить на то место, где была авария. Поможешь?

– Завтра поедем. Завтра суббота, вот и прогуляемся по городу. И туда прокатимся.

– Я все хочу посмотреть! Ты не представляешь, как мне интересно посмотреть все, что было в этом году! Знаешь, а из Затона мой дед возил людей на Зеленый остров. На лодке-гулянке. Десять копеек за проезд! И он, скорее всего, завтра там будет возить. Хочу на него посмотреть. Он очень хороший был. Неграмотный мужик, репрессированный – а всю семью поднял. Дом построил. У них в деревне была большая семья, все работали. Никаких батраков. Восемь лошадей было. Большевики объявили их семью кулаками, все отняли. А его сослали на шахты, в Донецк. Потом он вернулся. Женился, сын у него появился, мой дядя… а потом жена умерла. И он женился на моей бабушке. Родилась моя мама. Сейчас они с отцом в Оренбургской области живут… а каждое лето меня отправляли в Саратов, к деду с бабушкой. Только я еще не родился. Знаешь, аж сердце щемит… деда увижу. Молодого, здорового, сильного! Он ведь потом портовым грузчиком был! Сильный, просто-таки могучий мужик. Я в него пошел, очень, говорили, похож. Он красивым был мужиком.