Запрет на вмешательство - Макс Глебов (2019)

– Кто отдал вам приказ об отходе с обороняемого рубежа? – еще больше надвинулся на меня капитан.

– У меня не было приказа оборонять какой-либо рубеж, товарищ капитан, а почти сразу после начала контратаки и отдавать приказы тоже стало некому. Я был вынужден действовать по обстановке в соответствии со статьей двадцать два полевого устава РККА.

– Молчать! – не выдержал особист, ударив кулаком по столу, так, что раздался хруст то ли досок, то ли каких-то капитанских косточек.

Я молчал. А что тут скажешь?

– Откуда вы знаете язык врага? Причем на таком уровне, что, по словам пленного, он не услышал в вашей речи иностранного акцента, – прошипел капитан.

Я изложил свою легенду, надеясь, что мое лицо выглядит при этом безмятежно и даже слегка наивно.

– Твои слова мы проверим, Нагулин! – в голосе капитана отчетливо звучало, что он не верит ни одному моему слову, – Обязательно проверим, не сомневайся.

– Не имею на этот счет ни малейших сомнений, товарищ капитан, – ответил я, честно глядя в глаза особисту, – я убежден, что НКВД никогда не упускает ни одной мелочи, если дело касается государственной безопасности.

– Тут ты прав, Нагулин! И даже сам пока не понимаешь, насколько прав! Где и под чьим руководством ты освоил противотанковое ружье «Панцербюксе-38»? Только не надо рассказывать мне байки, которые ты втирал сержанту Плужникову – здесь с тобой работают на совершенно другом уровне. По словам сержанта, подтвержденным показаниями пленного, ты владеешь этим оружием на очень высоком уровне, что невозможно без длительных тренировок. Отвечать! Быстро!

– Есть отвечать, товарищ капитан! Обращаться с оружием меня учил отец…

Кулак капитана рванулся к моему лицу с весьма впечатляющей для местного жителя скоростью. Чувствовалось, что у особиста было непростое детство, и ему не раз приходилось участвовать в различных потасовках. Однако сильный и хорошо поставленный удар капитана пришелся в пустоту – я успел сместиться вправо, уходя с линии атаки.

– Прошу меня дослушать, товарищ капитан, – произнес я, глядя на особиста, несколько озадаченного своим промахом, – Мой отец – единственный человек, который учил меня обращению с оружием, но, видимо, у меня к этому делу талант. Я могу это доказать.

– Каким образом? – мрачно глянул на меня капитан, начавший было выходить из-за стола, но остановившийся после моих слов.

– Дайте мне образец иностранного стрелкового оружия или какой-нибудь редкий отечественный экземпляр, с которым обычный красноармеец, то есть я, сталкиваться раньше не мог. Я разберусь с ним за несколько минут и смогу стрелять из него намного точнее любого другого бойца.

– Ты предлагаешь мне устроить тир под носом у немцев, Нагулин? – зло усмехнулся капитан, – Да и где я тебе возьму такое оружие в тылу врага? Немецкое, сам понимаешь, для проверки не подходит, а другого иностранного, извини, не имеется. Время тянешь, паскуда?

– Зато у меня такое оружие есть, капитан, – раздался чуть хрипловатый голос из-за перегородки.

Дверь во вторую часть блиндажа с легким скрипом открылась, и в комнате появился уже немолодой офицер в чине подполковника. В руке он сжимал пистолет, который вычислитель немедленно распознал, как «Лахти L-35». Да, действительно экзотическая штука для этих мест. Откуда только товарищ Лиховцев его выкопал?

– Трофей, еще с финской кампании, – словно услышав мой немой вопрос, пояснил подполковник, – Ну что, боец Нагулин, у тебя три…, хотя ладно, пять минут. Патроны, ты уж извини, я тебе не дам, но если разберешь-соберешь и объяснишь, зачем какая деталь нужна, считай, один вопрос ты снял.

Судя по хитрой ухмылке Лиховцева, была в конструкции этого пистолета какая-то заковыка, на которую подполковник надеялся меня поймать.

– Разрешите, товарищ подполковник? – протянул я руку к оружию.

– Бери, за тем и принес.