Ореховый Будда - Борис Акунин (2018)

Хозяина дома не было, на двери висел замок, но дедушка пошарил здоровой рукой под ступенькой, вынул ключ.

– Яша об это время в приказе. Но коли не поменял привычек, обедать придет домой… Так и есть – видишь, стол накрыт.

Они вошли в горницу, такую опрятную и обихоженную, что впору хоть великому блюстителю чистоты старцу Авениру. Но нет, старец тут жить не стал бы. Ни одной иконы, даже никонианской, Ката нигде не увидела. Зато на стене земная география, а на потолке нарисована небесная астрономия.

Вокруг было много и другого интересного. Ката постояла у полки с книгами – почти все иностранные. Полюбовалась гравюрным листом «Остров Утопия» (это из сочинения англинского мудреца Фомы Мора, князь Василий Васильевич его чтил). Потрогала пальцем маятник на часах.

Единственной неряхой в комнате была большая растрепанная соломенная кукла, зачем-то стоящая в углу на крепкой подставке.

– Чего это?

– А? – коротко обернулся от стола дедушка. Он поднял белую салфету и рассматривал, что хозяин оставил себе к обеду. – Это для битья. Я учил Яшу кулачному и ножному бою. Он ведь не монах, ему Канон ненасилия не указ, а в жизни пригодится… Смотри: у него тут хлеб, соленая рыба, огурцы, сливы. Через час вернется Яков – поедим. Ты подожди здесь, а я пока схожу кое-что куплю да разузнаю про амстердамский корабль.

– На что купишь-то? У нас денег нет.

– У Яши есть. Он бережливый. Помоги-ка…

Дедушка подцепил доску на полу, приподнял, дал Кате подержать, а сам нагнулся и вынул из тайника кошель.

Ушел. Она же осталась одна и продолжила осматривать жилище бывшего шведа Яши.

Старый князь Василий Васильевич говаривал: «Каков чертог, таков и обитатель, ибо стены – вторая кожа человека». И правда, голицынский терем был точной парсуной хозяина: книжный, старинный, чопорный, светлый.

Иноземцев, если судить по горнице, должен быть прям и ясен душой, чист телом и духом, однако ж непрост – с потаенными уголками. И совсем одинок, пришло в голову Кате. Наверное, сидит здесь, в своем маленьком опрятном доме и сам с собою разговаривает, потому что больше не с кем. Учитель-то от него ушел, отправился на поиски Будды.

Она вдруг представила, что дед Симпей из ее жизни исчезнет, и стало страшно. Потому что тогда на всем белом свете по-настоящему разговаривать будет не с кем. Тоже начнешь беседовать сама с собою…

На стенной полке лежала длинная узкая шкатулка. Ката открыла, увидела дуду блестящего желтого дерева, с дырками. Поднесла к губам, дунула.

Звук оказался неожиданно глубоким и сильным, от него сжалось сердце. Оказалось, что у дома есть и голос.

Закрыв глаза, Ката попробовала дуть еще – то сильнее, то слабее, прикрывая дырочки пальцами, как это делал сояльский пастух со свирелью.

Дудка заговорила, пытаясь что-то сказать. Что-то важное.

– Ты кто? Вор? – раздался вдруг спокойный голос, выговаривавший слова вроде правильно, но немножко странно. – Ловко ж ты снял замок, не сломавши.

Дернувшись, Ката открыла глаза.

На пороге стоял высокий, тонкий юнош в коричневой треуголке, из-под которой до плеч свисали прямые желтые волосы. Камзол с кюлотами тоже были коричневыми, шейный платок и чулки – белыми. Но платье Ката толком не рассмотрела, оно было скучное, а вот лицо особенное. Странной для такого молодого парня неподвижности, и на лбу, над приподнятыми словно в вечной задумчивости бровями – ранняя морщина, глаза же синие.

Какой красивый, подумала Ката. Прямо Бова-королевич. Иль Царь-Философ с картинки из Платоновой «Политейи».

Сказать она ничего не сказала, охваченная непонятным оцепенением.

– Чего испугался? – Парень все так же спокойно ее разглядывал. – Я тебя не трону. Если воруешь от голода – ешь.

Он подошел к столу, снял с тарелок салфету. Ката по-прежнему не шевелилась.

– Гобой положи где взял. Он хрупкий. Может, тебе денег надо? Дам.