Ореховый Будда - Борис Акунин (2018)

– Я хочу рассказать тебе одну удивительную историю.

Раньше Ката немедленно повернулась бы, стала слушать, а сейчас пробормотала:

– Потом, ладно?

– О чем думаешь? – спросил он.

– С батюшкой и матушкой разговариваю.

О ее матушке, рыжей амстердамской шлюхе, и батюшке, замученном в Преображенке юнце, Симпэй девочке никогда не рассказывал. Стало интересно.

– И какие они?

– Матушка очень красивая. Такая красивая, что батюшка ее больше жизни любил. Очи у нее лазоревые, ясные, а на лбу такая же, как у меня, родинка. Батюшка – высокий, статный, первый ерой средь всех стрельцов, самому царю не покорился. Голос у него чистый, руки сильные и смех колокольцем. Я им про свое житье рассказываю. Не мешай, а?

Способная ученица, очень способная, подумал Симпэй.

Молчали они и на следующий день. Чтоб не отвлекаться на встречных, с дороги свернули, шли опушкой леса, не теряя из вида Ладогу. Кормились грибами и ягодами. Оба сонные, задумчивые, каждый в своем чудесном мире.

Симпэй кончил населять Землю людьми (набралось сто семьдесят девять обитателей, один другого лучше), углубился в дальнейшее миросозидательство.

Его увлек сложный предмет, над которым, кажется, еще не задумывался никто из вероучителей. Не скучно ли будет жить в мире, где всё прекрасно, незачем сражаться со Злом и нечего исправлять? Как человеку удовлетворить свою жажду приключений и потребность в развитии?

Ответ нашелся быстро.

А очень просто. Кроме Земли есть и другие миры. Только надо сообразить, как до них добраться. Он стал размышлять про это, но придумать ничего не успел, потому что вдали на воде показался остров, на нем крепость с пузатыми серыми башнями.

Это был уже Шлиссельбург, где из Ладожского озера вытекает река Нева, стремясь к Санкт-Петербургу и морю.

Славное время мечтаний завершилось. Пора было возвращаться с прекрасной будущей Земли на нынешнюю, непрекрасную.

– Эй! – Симпэй дернул ученицу за рукав. – Очнись. Слишком сильно седьмой ступенью не увлекайся, не то запутаешься в снах и свернешь себе шею.

– Что это? Где мы? – спросила Ката, с удивлением глядя на островную крепость, на реку, на скопище людей и телег. – Тут что, базар?

– Здесь начинается государева дорога на Санкт-Петербург, пускают на нее не всех и не просто так.

– А нас пустят? Ух ты, остров! Острог! Не деревянный, каменный! Что это, а? – затараторила девочка, окончательно приходя в себя. – Гляди, сколько кирпичей! – показала она на одну, другую, третью кирпичную груду. – А строить вроде ничего не строят. Зачем тогда кирпичи?

– Ученик не должен задавать вопросы так быстро и в таком количестве, – терпеливо сказал Симпэй. – Главное же – не задавать следующий вопрос, не получив ответа на предыдущий.

И стал объяснять, по порядку.

– В новой столице дозволяется бывать не всем. Се город парадный, чистый, красивый, по коему приплывающие из Европы судят обо всей русской державе. Потому нищим оборванцам вроде нас с тобой путь туда заказан, не то европейцы подумают, будто в России есть нищие. Каждый подданный, прибывающий в Санкт-Петербург должен быть видом опрятен, ликом брит и в немецком платье. Государю угодно, чтобы иностранцы видели русских такими. Однако ж приличного вида для пропуска мало. Ежели человек следует не с казенной бумагой, а по приватной, сиречь частной надобности, должно внести свою лепту в строительство сего небывалого на Руси града.

Симпэй сам не заметил, что перешел со своей обычной манеры говорить на приказную, будто вновь стал санкт-петербургским обывателем Артемием Будановым.

– Когда я покинул столицу, платой за пропуск был саженец липы либо тополя – вдоль наиглавнейших улиц высаживали деревья, по голландскому образцу. Должно быть, уже высадили и придумали нечто иное. Про что еще ты спрашивала?

Вспомнил: про остров.