Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

После легкого ужина и семейной молитвы мы, усталые путешественники, разошлись по спальням. Тетушка Дезире показала мне мою комнату, которая велика и обставлена изящной мебелью. Отец будет спать в соседней комнате, так что я легко смогу в случае необходимости оказаться рядом. Мими — в комнате на третьем этаже, вместе с другими слугами.

Итак, дорогой дневник, пора задуть свечу. Слышу звон церковных колоколов. Наконец-то в Париже!

13 ноября

Теперь отцу покойнее: он в постели, и ему не приходится двигаться, — но он очень недоволен тем, чем кормит его тетушка Дезире.

Утром ему полагается съедать пасту из ревеня и черной смородины. Вечером ему приносят болотную мяту с сахаром. Все бы ничего, но припарка, которой Мими смазывает ему грудь, просто отвратительна: хлеб, растертый с молоком, яйцами и изюмом.

14 ноября

Доктор потратил на осмотр отца меньше минуты, но тем не менее уверен в успехе лечения. Прописал полграна винного камня и потом, когда начнется тошнота, — слабительное. Отец доволен: в качестве лекарства ему предстоит принимать кларет.[22]

20 ноября

Я заболела «тоской по родине», как определила тетушка Дезире. Мне снилось, что я дома.

— Нет такой болезни, что устоит перед долгим походом по магазинам, — объявила тетушка.

И вот, едва мы выпили утренний шоколад, она приказала подать карету. Нас сопровождал Убён, лакей: он бежал перед каретой в своей желтой юбочке с каймой у подола и без брюк.[23] Мими сказала мне, что в серебряном шаре на верхушке его посоха — вино, а под юбкой ничего нет! Теперь всякий раз, как вижу Убёна, ни о чем другом не могу думать.

Париж — город грязный и очень многолюдный; куда ни пойди, повсюду царит веселье. Нищих тоже видимо-невидимо. Некоторые весьма опасны. Другие, чтобы привлечь внимание, проделывают всякие фокусы. Банда уличных мальчишек окружила нашу карету возле бильярдной, но Убён погнался за ними. Один из них ударил его по ноге своей флейтой, и Убён долго потом бранился.

Я была потрясена красотой выставленных в витринах товаров: всевозможных украшений, кружев, лент и шелков. Хочу все, что ни увижу, — пока не узнаю цену. Продавец галантерейного отдела напомнил мне Уильяма, что навеяло печальные мысли. Я втайне начала было рисовать его портрет, но уже не помню лица.

Суббота, 27 ноября

Уже поздно. Мы только что вернулись домой от брата маркиза, графа Шарля, который давал прием в нашу честь. Я была в новом платье, мне его сшили по распоряжению тетушки Дезире из шелка цвета слоновой кости с глубоким, очень глубоким декольте и узкой талией. Настолько узкой, насколько это возможно, хотя я пыталась сбросить вес. На рукавах нашиты очень красивые золотые лягушки. Широкая юбка украшена небольшими букетиками цветов, под ней видна другая юбка из газа, а под той — стеганая нижняя юбка.

Убёну потребовалось более двух часов, чтобы сделать мне прическу под названием «еж»: три волны надо лбом. Сначала волосы намазали сальцем и расчесали над проволочной сеткой, которую удерживали на месте булавки. Затем меня отправили в специальную комнату пудриться (я там едва не задохнулась). Наконец Убён закрепил волосы над сеткой и украсил прическу лентами, перьями и шелковыми цветами. На ветру, боюсь, они могут слететь! Теперь поверх этого убранства мне все время предстоит носить чепец, чтобы сохранить эту красоту до венчания.

Перед тем как ехать со двора, я зашла к отцу показать свой наряд.

— Это уж слишком… — Отец устало вздохнул и откинулся на подушки. — Прекрасно выглядишь, — улыбнулся он, — но твоя мама бы не одобрила.

— Это же Париж, папа, — сказала я, готовя его вечерний эликсир. — Тут тебе не Труа-Иле.

— Да уж, — сказал он, беря стакан. — Не забудь, здесь не надо снимать перчатки.

— Да, а еще сидеть нужно прямо, жевать с закрытым ртом и…

— Желаю приятно провести время, — сказал он.