Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— О, дорогая! — Ее состояние смутило меня, но я все понимала.

— Гортензия, — сказал Луи, — твоя шляпа.

— Спасибо. — Медленно, как во сне, моя дочь протянула руку. — Ему нравились цветы на ней. Он не хотел бы, чтобы я ее потеряла.

И затем, обращаясь к Клари, добавила:

— Он умер, вы знаете?

Пети потянул Луи за руку, желая что-то сказать. Отец жестом попросил ребенка молчать.

— Неважно, что говорит мальчик, — прокомментировала Каролина, попутно велев слугам убрать сундуки, чтобы она могла пройти. — Гортензия все равно не слушает.

Следом за дочерью мы прошли в большой зал. Она встала у входа, оглядывая стены, покрытые гобеленами. Взгляд отсутствующий, вокруг нее — холод.

— Не так давно он был здесь со мной. Я держала его на коленях — вон там.

Она указала на кресло. Потом замолчала и уже больше ничего не говорила.

Без даты

Сегодня утром Каролина протянула Пети маленькое пирожное. Не сознавая, что делаю, я выхватила сласть у него из руки. Ребенок заревел.

Каролина пристально всмотрелась в мое лицо.

— Я… п-простите, — заикаясь, выговорила я и вручила Пети пирожное.

— Не попробуете ли сами, тетя Жозефина? — с проказливой улыбкой предложила Каролина.

Теперь, спокойно обдумав эту сцену, я понимаю, что не доверяю Каролине. Уверена, что ее нельзя допускать к ребенку — она вполне способна так или иначе ему навредить.

Но что за дурная мысль!

Воскресенье, 17 мая, замок Лаекен, Брюссель

Сегодня утром, после мессы, мы с Гортензией молча прошлись до пруда в конце парка.

— Здесь он бросал камушки в воду… — сказала она.

Я разрыдалась.

— Прости…

Я не могла объяснить, что горюю не только по Маленькому Наполеону, но и по своей дочери.

— Мне повезло, — улыбка Гортензии обдала меня холодом, — ибо я ничего не чувствую. Иначе бы я страдала.

ВРЕМЯ РАДОСТНЫХ ДЕЛ

14 мая 1807 года, Финкенштейн

Понимаю и разделяю Ваше горе в связи со смертью Маленького Наполеона. Можете себе представить, что я чувствую. Хотел бы быть рядом с Вами! Судьба Вас хранила: Вам не довелось терять собственных детей, но такова одна из болезненных особенностей жизни. Заботьтесь же о себе и доверяйте моим чувствам к Вам.

Н.

22 мая 1807 года, Милан

Здравствуй, дорогая мама!

Бедная, бедная Гортензия, бедный Луи: как они, должно быть, страдают! Мы с Августой прижимаем к себе нашу малышку, нашу прекрасную маленькую Жозефину. Ее назвали так по предложению папы. О, если бы можно было уберечь ее от всяческого зла! Как же тяжело быть родителем!

Преданный тебе сын Эжен

7 июня 1807 года, Париж

Дорогая, рыдаю вместе с Вами! Нет ничего страшнее потери ребенка — да еще такого. Если мой визит послужит Вам хоть каким-то утешением, окажите мне честь, позволив приехать к Вам.

Ваша верная подруга Тереза

10 июня, после полудня, Мальмезон

Едва завидев Терезу, я разрыдалась, чем огорчила милого Пети. Тереза успокоила его, подарив жестяную лопатку.

— Теперь ты сможешь играть в грязи. Впрочем, принцам это, наверное, не разрешается? — улыбнулась она малышу.

— Можно мне, бабушка? — спросил Пети, посмотрев на меня с надеждой.

— Конечно, — сказала я, гладя его кудри. Малыш не совсем в себе после смерти старшего брата: плохо ест и часто просыпается по ночам. Скучает по матери и отцу, я это знаю. Каждый день мы отсылаем его «письма» (каракули) на водный курорт в Пиренеях, подальше от опустошающего горя.

— Только вместе с Мими, — добавила я и подала той знак забрать ребенка.

— Бабушка Жозефина разрешает играть в грязи, — объяснила я Терезе, направляясь с ней к двойным дверям в сад, — но мама Гортензия — нет.