Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

22 декабря 1808 года, Милан

Дорогая мама, мне удалось перехватить письмо, посланное губернатором Жюно королеве Каролине в Неаполь. Как ты и подозревала, Талейран с Фуше объединились, чтобы возвести Иоахима на престол Французской империи. В случае если император погибнет в сражении, так и случится.

Каролина наладила систему передачи сведений между Парижем и Неаполем — с тем чтобы ее мужа могли быстро вызвать при необходимости. Жюно гарантировал ей военную «защиту» — ты понимаешь, что это значит.

Я предупредил императора, который, несомненно, тотчас вернется в Париж. Враг не в Испании — он дома, в семейном кругу.

Моя красавица Августа здорова. Акушерка предупредила, чтобы мы были готовы к пополнению семейства «в любое время».[159]

Всегда преданный тебе сын Эжен

Вторник, Мальмезон

— Так вот что затеяла Каролина! — качнула головой Тереза. — Замышляет маленький государственный переворот? Должна сказать, я восхищена этой лисицей. Она поняла, что надо привлечь на свою сторону Фуше, поэтому умаслила его. Жюно, как губернатор Парижа, управляет полицией, поэтому она затащила его в свою постель. И разумеется, интимные отношения с австрийским послом окажутся полезны, если она станет королевой Франции. Не дай бог! Вы предупредили императора?

— Эжен дал знать Бонапарту.

— Будем молиться, чтобы император скорее вернулся.

23 января 1809 года, дворец Тюильри

Бонапарт вернулся из Испании, рычит на всех. Талейран понижен в должности,[160] но Фуше, увы, по-прежнему занимает должность министра полиции. Как выясняется, он слишком много знает.

— Безопаснее будет держать его поблизости, — решил Бонапарт.

Ну, а что делать с его сестрой Каролиной? Я не решилась спросить, памятуя: «Кровь — это все».

12 апреля, Сен-Клу, десять часов пополудни

Час назад, когда мы сидели за ужином, пришло сообщение о новом вторжении Австрии в Мюнхен. Бонапарт разрывается между войнами на юго-западе и северо-востоке.

Суббота, 15 апреля, Страсбург

Ничто в поведении Бонапарта меня не насторожило: ни то, что он громко и фальшиво напевал «Мальбрука», ни суматоха приготовлений. После позднего ужина Бонапарт вернулся в кабинет работать — все, как обычно. Я до часу ночи играла в вист со своими дамами, после чего легла. По-моему, вскоре после трех меня разбудило лошадиное ржание. Я не сразу смогла понять, в чем дело. Не колеса ли фургона это скрипят?

Я подошла к окну, отодвинула шторы: во дворе стояла походная карета Бонапарта. Слуги, конюхи, адъютанты метались с факелами… Среди них стоял Бонапарт, натягивая шляпу.

Лакей открыл дверцу кареты и опустил ступеньку.

Бонапарт уезжал без прощального поцелуя «на удачу»? По темным комнатам, натыкаясь на столы, я ощупью добралась до выхода, сбежала по лестнице — и в карету.

— Жозефина? — удивился Бонапарт, увидев меня.

— Вы не можете уехать, ничего не сказав мне, Бонапарт!

— Я подумал, вы будете настаивать на том, чтобы поехать со мной, и…

— Да, вы правильно подумали.

— Но вы не можете прямо…

— Сир, мы готовы отправиться. — Дюрок растерянно смотрел на меня, не понимая, что в этой карете делает облаченная в ночную сорочку императрица.

— Прекрасно! — стряхнула я с себя остатки сна.

— Но, Жозефина, вы даже не одеты.

— Я серьезно, — грозно произнесла я, что заставило Бонапарта рассмеяться.

— Прикажите послать сундуки императрицы в Страсбург, — велел он Дюроку, накинув мне на плечи свою шубу.

— Ах, Жозефина, что бы я без вас делал? — вздохнул он, когда по булыжной мостовой мы проезжали парижские ворота.

Воскресное утро, Страсбург

Едва мы прибыли в Страсбург, как Бонапарт выехал к армии. Еще один поспешный отъезд, еще одно слезное прощание, еще один торопливый поцелуй «на удачу». Я расставила свечи, разложила карты, снова буду его ждать.

6 мая, полдень