...Это не сон! [сборник] - Тагор Рабиндранат (2014)

Но когда теленок-сосунок ударит мать-корову копытцем, это вызывает у нее лишь прилив нежности и обилие молока; так и обида Мохендро: она причинила Раджлокхи боль и вместе с тем всколыхнула в ее душе любовь к сыну. Раджлокхи все простила ему!

«Ну что же, – думала она, вздыхая, – Мохим счастлив с женой – и хорошо! Что бы там ни было, только бы он был счастлив. Никогда больше я не буду из-за нее ссориться с сыном. Ах, ведь прежде я не могла прожить без него и минуты, а теперь вдруг уехала. Конечно, Мохим имел право обидеться!»

Глаза Раджлокхи застилали слезы.

В тот день Раджлокхи как бы невзначай несколько раз говорила Бихари:

– Сходил бы ты искупаться, сынок! Ты здесь совсем отказался от своих привычек.

Но Бихари вовсе не хотелось купаться.

– Таким, как я, беспутным, лучше ни к чему не привыкать… – смеялся он.

Но Раджлокхи взволнованно настаивала:

– Нет, нет, пожалуйста, иди выкупайся. Жарко ведь.

Наконец Бихари сдался. Едва он вышел, как Раджлокхи торопливо достала смятое письмо сына и позвала Бинодини:

– Прочти-ка мне, милая, что там пишет Мохим!

Бинодини стала читать. В самом начале письма было несколько строк о матери. Но это Бихари уже прочел Раджлокхи. Дальше Мохендро писал об Аше. Можно было подумать, что он обезумел от счастья. Бинодини прочла вслух несколько строк и в смущении замолчала.

– Будете слушать дальше, тетя?

Лицо Раджлокхи, растроганной первыми строками, мгновенно окаменело.

– Довольно, – сказала она после недолгого молчания и, не взяв письма, вышла. Бинодини унесла письмо к себе в комнату, заперла дверь и, бросившись на постель, принялась перечитывать его. Какое удовольствие находила в этом Бинодини, знала только она сама. Но это не было простое любопытство. Временами глаза ее начинали сверкать, как песок на полуденном солнце, а дыхание становилось прерывистым и горячим, словно ветер пустыни. Она всеми силами старалась представить себе, какой должна быть Аша, каким – Мохендро, как горячо они любят друг друга. Откинувшись к стене и вытянув ноги, она долго сидела так, положив листок на колени и глядя прямо перед собой.

Бихари так и не нашел письма Мохендро.

В полдень неожиданно приехала Аннапурна. Сердце Раджлокхи сжалось от недобрых предчувствий. Боясь спрашивать, бледная как мел, она молча смотрела на Аннапурну.

– Дома все благополучно, диди, – поспешила та успокоить Раджлокхи.

– Тогда зачем же ты приехала?

– Придется тебе принять на себя бремя хозяйственных забот, диди, – отвечала Аннапурна, – мне опостылел мир. Я отправляюсь в паломничество, в Бенарес, и приехала поклониться тебе. Прости, если в чем нечаянно или нарочно провинилась перед тобой. А твоя невестка, твоя невестка… – Аннапурна заплакала, – она совсем еще ребенок, выросла без матери… Плохая она или хорошая – ты ведь ей теперь не чужая…

Слезы мешали Аннапурне говорить.

Взволнованная Раджлокхи пошла приготовить ей воду для омовения и чего-нибудь поесть.

Узнав, что приехала Аннапурна, из храма Дурги[17] прибежал Бихари. Он почтительно приветствовал ее и воскликнул:

– Что же это такое, тетя?! Неужели ты так рассердилась, что покидаешь нас?

– Не отговаривай меня, Бихари, – сдерживая слезы, ответила Аннапурна. – Будьте счастливы, а меня ничто уже не удержит в мире.

– Я знаю, ты уезжаешь из-за Мохендро. Он еще пожалеет об этом!

– Что ты, что ты, Бихари! Не говори так! – испуганно воскликнула Аннапурна. – Я совсем не сержусь на Мохима, но, пока я не уеду, мира в семье все равно не будет.

Бихари растерянно молчал. Аннапурна развязала конец сари, достала два массивных золотых браслета и протянула их Бихари.

– Храни эти браслеты, сынок, – сказала она. – А когда будешь жениться, передай их невесте вместе с моим благословением.

Бихари с благоговением приложил браслеты ко лбу и, едва сдерживая слезы, вышел в соседнюю комнату.