Один из нас лжет - Карен Макманус (2018)

– Ну ты же как-то начинаешь себя украшать? Какова бы ни была причина. – Она приподнимает бровь, имея в виду мою тщательную укладку, и у меня горят щеки, а Мейв смеется. – Так что, может быть, тебе захочется попробовать.

Это обыденный и невинный разговор по сравнению со вчерашним, когда мы обсуждали мой визит в полицию, мать Нейта и тот факт, что Эдди отдельно вызывали в участок, чтобы еще раз расспросить о пропавших «ЭпиПенах». Вчера мы были подозреваемыми со сложной личной жизнью, а сегодня – обычные девчонки. Пока в наш разговор не врезается пронзительный голос в паре столов от нас.

– А я им так и сказала! – провозглашает Ванесса Мерримен. – Слух о ком определенно верный? Чья личная жизнь совсем развалилась после смерти Саймона? Вот это и есть убийца.

– О чем это она на сей раз? – спрашивает Эдди, по-беличьи грызя большой сухарь.

Джена, которая мало говорит, когда сидит с нами, искоса смотрит на Эдди:

– Ты не слышала? Подъехала команда Мигеля Пауэрса. Куча ребят дает интервью.

Желудок у меня проваливается вниз, а Эдди отодвигает от себя поднос.

– Ну, класс. Вот этого мне как раз и не хватало: чтобы Ванесса вякала по телевизору о моей виновности.

– Да никто на самом деле не думает, что это ты, – качает головой Джена. Потом кивает мне. – Или вот ты. Или… – Она смотрит, как Купер идет к столу Ванессы, держа в одной руке поднос, потом замечает нас, меняет курс и садится у края нашего стола.

Он иногда так делает: садится рядом с Эдди в начале ланча на несколько минут – достаточно, чтобы показать, что он не бросил ее, как ее остальные друзья, но не настолько долго, чтобы обозлился Джейк. Я вот никак не могу понять: это доброжелательность или трусость?

– Как жизнь, люди? – спрашивает он, начиная чистить апельсин.

Он одет в рубашку цвета шалфея с расстегнутым воротником, подчеркивающую его карие глаза, и у него загар по границе бейсболки, потому что солнце светит только на щеки. Но почему-то это его не портит, наоборот, усиливает сияние Купера Клея.

Раньше я думала, что Купер – самый красивый парень в школе. Может, это так и есть, но в последнее время я вижу в нем что-то от куклы Кена – пластиковое и обыкновенное. А может, у меня вкус поменялся.

– Ты уже дал интервью Мигелю Пауэрсу? – спрашиваю я в шутку.

Он не успевает ответить, потому что его опережает голос у меня из-за плеча:

– А стоило бы. Давайте, ребята, предстаньте клубом убийц, которым вас все считают. Избавляющих «Бэйвью-Хай» от всех ее уродов. – Лея Джексон садится рядом с Купером. Она не замечает Джену, которая краснеет как кирпич и застывает на стуле.

– Здравствуй, Лея, – терпеливо говорит Купер. Как будто уже это слышал.

Я понимаю, что, наверное, так оно и было. На панихиде по Саймону.

Лея осматривает стол, останавливает взгляд на мне.

– Ты вообще собираешься признаться, что сжульничала?

Тон ее небрежен, выражение лица почти дружелюбное, и все же я замираю.

– Это называется двуличность, Лея!

Я не ожидала, что Мейв вступит так резко. Когда я к ней оборачиваюсь, глаза у нее горят.

– Ты осуждаешь Саймона и на том же вдохе повторяешь его сплетни.

Лея делает приветственный жест рукой.

– Туше, Рохас-младшая!

Но Мейв только еще больше разогревается.

– Как мне надоел этот бесконечный разговор! Почему никто не скажет, в какую помойку превращало школу «Про Это»? – Она смотрит на Лею, в глазах ее вызов, провокация. – Вот ты почему не скажешь? Они там, на улице, до смерти хотят нового поворота темы. Можешь им его дать.

Лея отодвигается на стуле.

– Я не буду говорить об этом с репортерами!

– Почему? – Я никогда не видела Мейв такой. Она свирепо смотрит на Лею, та ежится. – Ты ничего плохого не делала, а Саймон делал. Годами делал, а теперь все его за это в святые возводят. Тебе это не кажется неправильным?