Нож - Ю. Несбё (2019)

Адвокат бросил взгляд на часы «Патек Филипп» на левой руке, а правую протянул в сторону сидевшей рядом с ним молодой женщины. Она была одета в скромный, но дорогущий костюм от «Гермеса». Наверняка эта девица с отличием окончила юридический факультет. Катрина Братт поняла, что подсохшие венские булочки, которые, как ей казалось, она видела на этом же столе во время вчерашней встречи, сегодня тоже съедены не будут.

Хорошо отрепетированным движением – так операционная сестра подает скальпель хирургу – молодая женщина вложила в руку шефа желтую папку.

– Это дело широко освещается в СМИ, – сказал Крон, – что не приносит пользы ни вам, ни моему клиенту.

«Но зато приносит пользу тебе», – подумала Катрина и задалась вопросом: не должна ли она предложить кофе посетителям и начальнику полиции?

– Поэтому я полагаю, что в наших общих интересах как можно скорее прийти к соглашению.

Крон открыл папку, но не заглянул в нее. Катрина не знала, правда это или миф, но рассказывали, будто бы Крон обладает абсолютной фотографической памятью и в студенческие годы развлекал публику на вечеринках тем, что просил назвать номер любой из трех тысяч семисот шестидесяти страниц «Сборника законов Норвегии», после чего наизусть цитировал от начала и до конца ее содержание. Вечеринки умников. Саму Катрину в студенческие годы на такие тусовки не звали, потому что в своем кожаном прикиде и с панковской прической она была одновременно красавицей и аутсайдером. Катрина не тусовалась ни с панками, ни с нормальными успешными ребятами. Поэтому ее пригласили в компанию зубрил. Но она отказалась, не захотела примерить на себя роль «красивой-девочки-выражающей-солидарность-с-милыми-асоциальными-умниками». Катрина Братт была самодостаточной. Более чем. Она ведь в юности даже лечилась у психиатра, причем ей постоянно меняли диагнозы. Но все-таки она как-то справилась.

– После того как моего клиента арестовали по подозрению в убийстве Ракели Фёуке, появились также три заявления об изнасиловании, – говорил Крон. – Одно из них написано героиновой наркоманкой, которая уже дважды получала от государства компенсацию жертвам изнасилований на, мягко говоря, сомнительных основаниях и без постановления суда. Вторая дама, насколько я понял, сегодня решила отозвать свое заявление. У третьей, Дагни Йенсен, нет никаких шансов выиграть дело, поскольку она не располагает никакими доказательствами, а мой клиент утверждает, что все произошло по взаимному согласию. Ведь даже человек, отбывший срок, должен иметь право на сексуальную жизнь, а не служить легкой добычей для полиции или любой женщины, испытывающей запоздалое раскаяние, согласны?

Катрина попыталась понять, что думает по этому поводу молодая женщина, сидевшая рядом с Кроном, но лицо той оставалось совершенно бесстрастным.

– Мы знаем, сколько полицейских ресурсов требуется для работы с подобными сомнительными делами об изнасиловании, а перед нами целых три таких дела, – продолжал Крон, глядя прямо перед собой, как будто там находилась невидимая остальным шпаргалка. – В мои обязанности не входит защита интересов общества, но, как я уже говорил, я думаю, что в данном конкретном случае наши интересы могут совпадать. Мой клиент согласился сознаться в убийстве при условии, что с него будут сняты обвинения в изнасилованиях. Речь идет об убийстве, по которому, насколько я понимаю, у вас нет ничего, кроме… – адвокат заглянул в бумаги, словно ему было необходимо удостоверится в правоте своих слов, – доски для разделки хлеба, признания, полученного под пытками, и довольно сомнительного видео: там может быть изображен кто угодно; возможно, это даже кадры из какого-то фильма.

Крон поднял глаза и вопросительно посмотрел на них.

Гуннар Хаген взглянул на Катрину.

Она кашлянула.

– Хотите кофе?