Избранница - Джеймс Саманта (2000)

Его губы впились в нее так, словно он ставил свое клеймо: моя! В его объятиях не было нежности. Это была чистая демонстрация власти – так он притиснул ее к себе, безжалостно обследуя языком ее теплый рот. Она задергалась, пытаясь выскользнуть, но Габриэль не собирался выпускать из рук драгоценную добычу. Его поцелуй выражал всю гамму испытываемых им чувств, вырвавшихся благодаря хмелю из-под контроля. Что сильнее владело им – алкоголь или желание, Кесси не ведала. Она лишь понимала, что он сорвался и не отпустит ее.

Для Кесси все это стало повторением однажды пережитого кошмара. Ей снова отказывали хотя бы в крупице нежности. Словно она недостойна ее. Она, правда, и не догадывалась, что он даже не замечает ее протестов, словно ослеп и оглох. Ибо слышал он в эти мгновения лишь шум крови в ушах. Только когда она застонала, он слегка ослабил свои объятия. Багровый ореол страсти, ослепивший его, начал рассеиваться. Постепенно до него дошло, что страстно целуемое им тело странно безучастно.

Он оторвался от ее рта и уставился на прекрасное лицо. Темные густые ресницы повлажнели от слез. Она словно заснула, только алые губы опухли от его поцелуев. Слабый блеск влаги в прелестных золотых глазах лишь подчеркивал ее беззащитность, которую он опять умудрился ранить.

Габриэль, все еще тяжело дыша, сделал шаг назад.

– Уходи, янки! – резко сказал он. – Не то пожалеешь…

Он отошел к окну, снова повернувшись к ней спиной и уставившись в освещенное луной небо.

Кесси не пошевелилась. Она не сумела бы объяснить, что за сила удерживала ее на месте. Возможно, тоненькая, слабенькая ниточка надежды… завладевшая ею, однако, с такой силой, с какой лучи солнца пробиваются сквозь тучи.

Шли минуты. Не услышав за спиной никакого движения, Габриэль оглянулся. Рот его сжался в тонкую линию, когда он заметил упрямо застывшую посреди комнаты фигурку.

– Не смотри на меня так! Во мне слишком много от отца, так что я недостоин твоего сочувствия. И мне совершенно ни к чему твоя жалость…

Сердце у нее чуть не разрывалось от боли. О да, разве такой гордец примет жалость или сочувствие? Ему от них никакого проку. Этот гордец, подобно ей, слишком хорошо знаком с одиночеством. Настоящим одиночеством… Ишь ты, недостоин… И тут понимание словно омыло ее душу.

Она смогла бы полюбить его… если бы он… позволил ей это.

– Проклятие, – рявкнул он, – ты что, оглохла? Оставь меня в покое!

Она медленно подняла голову. Он так бешено реагирует на все, что она боялась вымолвить хоть словечко. А надо.

– Вы на самом деле этого хотите? – еле слышно спросила она. – Чтобы я ушла? Его глаза сверкнули;

– Ты знаешь, чего я хочу, янки!

Но она продолжала стоять, да еще и похвалила себя за смелость. За то, что не подчинилась его приказу. Хотя все ее поджилки тряслись от страха, страх этот был не перед ним, а совершенно особенный. . Если он отвергнет ее и на этот раз, то унижению не будет предела. Она просто умрет.

Кесси покачала головой.

– Нет, – снова прошептала она, потому что голосовые связки отказались помогать ей в совершаемой глупости. – Я не совсем понимаю, о чем речь.

В его глазах мелькнула какая-то неясная ей мысль, но он быстро справился со своим порывом.

– Я хочу тебя в своей постели, янки. Подо мной. И чтоб твои ноги обвивали меня, когда я буду входить в тебя.

Он помолчал, наблюдая, как краснеет ее лицо. Он не собирался шокировать ее, просто решил высказаться с полной откровенностью, чтобы потом не мучиться от недосказанности. Выложил все, как по нотам, чтобы потом она не пеняла, что не так его поняла.

Она не дрогнула и не сбежала. Стояла перед ним, хотя и не решалась поднять глаза, а руки сцепила так, что пальцы побелели. Все это выдавало волнение. Или сомнение? А может быть, страх?..