Я говорил, что скучал по тебе? - Эстель Маскейм (2018)

– Что толку? Ей ничего не докажешь, – бормочу я и плетусь по коридору в свою комнату. Открыв дверь, оглядываюсь через плечо на маму: – Так что я уезжаю до понедельника. Мне надо собираться.

Я закрываюсь в комнате, а мама остается на кухне. Надеюсь, после моего возвращения мы забудем о размолвке и все наладится. Сейчас мне некогда, через два часа за мной заедут отец с Эллой. Надо собрать вещи, принять душ и привести себя в порядок.

Я нахожу самый маленький чемодан, бросаю его на кровать, отрываю бирки, оставшиеся от полета, и рву их на мелкие клочки. Лучше бы провела лето в Чикаго! Не пришлось бы иметь дела с Тайлером и отцом. Сидела бы себе в Иллинойсе и знать не знала, какие трагедии разыгрываются дома, или путешествовала бы с соседкой по Среднему Западу. Ходили бы на вечеринки, фестивали, концерты… Но этому не бывать, потому что моя соседка по комнате поехала к себе в Канзас-Сити, а я торчу в Санта-Монике. Меня согревает единственная надежда, что, когда Тайлер вернется в Портленд, все наладится. Надеюсь, после этого уик-энда больше его не увижу.

* * *

Папин «лексус» появляется перед нашей калиткой на пятнадцать минут раньше условленного времени. Отец сигналит, мама кричит мне из гостиной, что они уже здесь, Гуччи истошно лает, а я не успела собраться. Так и не досушив волосы, торопливо засовываю в рюкзак самое необходимое: зарядку для телефона, духи, подаренные мамой на Рождество, наушники и февральский выпуск журнала «Космополитен» с Арианой Гранде на обложке. Одновременно надеваю конверсы и кричу:

– Я слышу, мам!

Наконец, чуть не сломав бедро, вваливаюсь в гостиную, волоча за собой чемодан и досушивая на ходу волосы, с рюкзаком на одном плече. Мама уже оделась и смотрит в окно через опущенные жалюзи, но, когда я подхожу к ней, отшатывается и говорит:

– Он идет сюда.

Через мгновение раздается звонок, затем нетерпеливый стук. Мама раздраженно цокает языком и, оттолкнув Гуччи, распахивает дверь. Отец стоит на крыльце, выразительно глядя на часы. Гуччи бросается на него – умничка! – однако мама хватает бедняжку за ошейник и оттягивает в сторону. Отец пятится на несколько ступенек назад и окидывает собаку таким недовольным взглядом, как будто та собиралась разорвать его на куски. Я держусь в стороне.

– Что ты хотел, Дэвид? – безразлично, с едва уловимой ноткой сарказма спрашивает мама и треплет собаку за ухом.

– Где, черт возьми, Иден? Она что, оглохла? Нам шесть часов ехать, и если мы не выедем сию минуту…

– Ах да, я слышала, – говорит мама таким проникновенным тоном, который способен пронять даже отца. Прижав палец к нижней губе, она добавляет: – Сакраменто, не так ли? Чудесно! Иден не в восторге от этой идеи, но решила пойти вам навстречу, и я клянусь богом, Дейв, если ты испортишь ей выходные, я приеду за ней сама.

– Да хватит тебе. – Он смотрит на маму с упреком и осуждением.

Неужели они когда-нибудь любили друг друга? – проносится у меня в голове.

– Думаешь, я в восторге? Это все Элла.

– Ясное дело, – сухо отвечает мама. – Ты бы никогда не додумался поехать отдохнуть со своей семьей.

– Ради бога, Карен…

Я выхожу из тени, пока обмен колкостями не перешел в потасовку.

– Что стоишь? – сердито спрашивает отец. – Иди в машину.

– Не смей разговаривать с ней таким тоном! – бросается на мою защиту мама.

– Все нормально, мам, – вмешиваюсь я, хотя не считаю это нормальным, и заключаю ее в объятья.

Она обнимает меня одной рукой, так и не отпустив Гуччи, и шепчет мне в ухо:

– Он такой козел!

Я улыбаюсь в знак согласия.

– Быстрее, – гундосит папа.

Я выкатываю чемодан из дома, задев отца плечом. Ненавижу!

– Если что – звони! – кричит вдогонку мама.