Мы вдвоем замедляем шаг и некоторое время молча идем бок о бок, а потом он вдруг спрашивает, кивая на младшего брата:

– А когда Чейз начал называть его папой?

– Понятия не имею, – тихо отвечаю я. – Я впервые услышала на День благодарения.

– Джейми тоже?

– Нет, только Чейз. Ну, и я – у меня нет выбора.

Тайлеру не смешно. Он хмурится, глядя на Чейза, который считает моего отца, кретина по имени Дэвид Манро, примером для подражания.

– Я говорила об этом с твоей мамой, – продолжаю я полушепотом, подходя ближе к Тайлеру, убеждая себя: это только для того, чтобы он меня услышал. – Она сказала, что Чейз почти не помнит вашего родного отца и для него это вполне естественно. Наверное, она права.

– Возможно, – соглашается Тейлор.

Отец впереди поворачивается ко мне:

– Иден, на два слова.

Элла тоже приостанавливается и бросает на него беспокойный взгляд: чего он от меня хочет? Чтобы не накалять обстановку, я подхожу.

– Что?

Он не отвечает, лишь бросает выразительный взгляд на Эллу: иди, куда шла. Она и остальные понимают намек и продолжают путь. Когда все четверо отходят на приличное расстояние, меня осеняет, что отец, наверное, хочет извиниться за вчерашнее. Неужели я сейчас услышу что-то вроде «извини, Иден, что я оказался таким дерьмовым отцом»?

Я смотрю на него. Он сегодня не брился, потому что никогда не бреется по выходным, его волосы поседели, и я не помню, сколько ему лет.

– Что? – снова спрашиваю я.

– Ничего. Ничего, пойдем.

Я разочарованно вздыхаю – так громко, что идущая навстречу женщина одаривает меня подозрительным взглядом. Мне не нужны его извинения, разве что для разнообразия. Приятно было бы знать, что отец сожалеет о своих поступках. Но он не извинится. Он слишком упрям и никогда не признает, что недостоин звания «Отец года».

– Ты что, издеваешься? – не выдерживаю я. – Ничего?

Он останавливается и прищуривает глаза:

– Что ты сейчас делала?

– Что? – Я не понимаю, о чем он.

– Почему ты с ним разговаривала?

– С кем, с Тайлером? Ты правда издеваешься?

Папочка складывает руки на груди и топает ногой:

– Ну?

Он просто смешон. Хочется расхохотаться ему в лицо, однако я сохраняю спокойствие и безразлично говорю:

– Я с ним разговаривала, потому что он – мой сводный брат. Понимаешь, член семьи. Тебе это может показаться диким, но люди обычно разговаривают со своими родственниками.

Я прохожу мимо, с трудом удержавшись от искушения толкнуть отца плечом, догоняю Эллу с мальчиками и назло иду рядом с Тайлером. Я молчу, Тайлер ничего не спрашивает, отец догоняет нас, и мы молчим дальше, пока не подает голос Элла:

– Кажется, нам сюда.

Мы поворачиваем на освещенную утренним солнцем зеленую улицу. Здесь тихо и спокойно, по тротуару не снуют толпы туристов, как в Лос-Анджелесе. То ли потому, что сегодня суббота, то ли потому, что Сакраменто – адски скучный город.

А вот и «Амброзия». Огромные окна выходят на открытую площадку, на другой стороне улицы возвышается собор. Элла одобрительно кивает, и мы заходим в ресторан. Несмотря на ранний час, очередь тянется почти до самой двери, поэтому отец с Эллой спрашивают, кто что хочет на завтрак, и отправляют нас занять пару столиков у окна. Тайлер сдвигает два столика. Мы рассаживаемся. Джейми так и сидит в наушниках. Он слушает музыку на полной громкости – даже я могу разобрать, какая группа играет. Я барабаню пальцами по колену.

– Думаете, они возьмут мне три шоколадных круассана? – спрашивает Чейз, с вожделением оглядываясь на прилавок, к которому приближаются взрослые. Элла и отец разговаривают приглушенными голосами, наклонившись друг к другу. Уверена, что они спорят.

– Сомневаюсь, – отвечает ему Тайлер.

Джейми неожиданно подскакивает, со скрипом отодвинув стул, выдергивает из ушей наушники и устремляется к двери.

– Ты куда? – строго спрашивает Тайлер.