Город небесного огня - Кассандра Клэр (2015)

– Я и сам не очень хорошо понимаю, как так вышло, – признался парень. – Впрочем, я никогда не был обычным Безмолвным братом. К ним я попал оттого, что на мне лежала печать темной магии, и иного способа спастись не было. – Он бросил взгляд на собственные ладони: гладкие, словно у ребенка, без глубоких линий и уж тем более шрамов, как у подавляющего большинства нефилимов. Безмолвные братья умели сражаться не хуже любого ратоборца, но крайне редко снисходили до этого. – За плечами осталось все, что я некогда знал и любил. Вернее сказать, я просто возвел стеклянную стену между собой и прежней жизнью. Я мог ее видеть, но не мог прикасаться, не мог стать ее частью. Постепенно я начал забывать, что это такое: быть таким, как все.

– А кто говорит, что мы такие, как все?

Захария бросил на него взгляд:

– Ну да, ну да… Нравится нам себе об этом говорить, – кивнул он. – За прошедшее столетие, однако, я всерьез изучил Сумеречных охотников и должен заметить, что мало сыщется людей, в которых человеческого больше, чем в них. Когда сердца нефилимов разбиваются, осколки уже не склеить. Иному примитивному даже позавидуешь: ему все как с гуся вода.

– За прошедшее столетие? Я бы сказал, что время для вас тоже… гм… как с гуся вода.

– Мне казалось, что Безмолвным братом я пробуду вечность. Мы… то есть они не умирают, а лишь цепенеют, что ли. Прекращают двигаться, разговаривать. В конечном счете их помещают в склепы живьем. И вот я думал, что меня ждет та же участь. Однако когда я коснулся твоей раны, то принял часть Небесного огня из твоих вен. Он-то и выжег весь мрак из моей крови, вновь вернул меня в того, каким я был до принятия обета. Вернее, даже не так. Я стал тем, кем всегда хотел быть.

У Джейса охрип голос:

– А это больно?

– Что именно?

– Когда Клэри ударила меня Блистательным, было жутко больно. Словно кости то ли плавятся, то ли обугливаются. Когда пришел в себя, то сразу об этом вспомнил, вот и подумал: а не было ли вам больно, когда вы меня коснулись?..

Захария удивленно поднял брови:

– Ты думал обо мне? Беспокоился за меня?

– Конечно.

В оконном стекле Джейс видел собственное отражение и силуэт Захарии. Тот был такого же роста, но худощавей, а со своей темной шевелюрой и бледной кожей напоминал фотонегатив его самого, Джейса.

– Эрондейлы… – Голос Захарии был тих, словно шепот, но в нем смешались и смех, и боль. – Я едва не забыл. Никто из других семейств не печется так сильно о любви, да и чувство вины вы переживаете острее. Джейс, не взваливай ты на свои плечи весь мир. Он слишком тяжел даже для Эрондейла.

– Я не святой, – ответил юноша. – Потому-то, наверное, и должен нести весь этот груз.

Захария покачал головой:

– Ты ведь помнишь эту фразу из Библии: «Мене, мене, текел, упарсин»?

– «Ты был взвешен на весах и найден очень легким». Да, помню. Надпись на стене во время пира Валтасара.

– Египтяне верили, что у врат в Царство мертвых сердце человека взвешивают, и если оно оказывалось тяжелее перышка, умершего ждала преисподняя. Огонь Небес действует словно щуп, словно эти древнеегипетские весы. Если он обнаруживает в нас больше зла, нежели добра, то уничтожает. Между мной и тобой, Джейс Эрондейл, разница в том, что меня этот огонь лишь коснулся, а у тебя поселился в самом сердце. Ты до сих пор носишь его в себе – великий подарок и великое бремя.

– Да, но я только и делаю, что пытаюсь от него избавиться…

– Во-первых, не получится, – посуровел брат Захария. – Во-вторых, это же не проклятие, от которого надо избавляться во что бы то ни стало. Это оружие, которое тебе доверили. Ты сам теперь клинок Небес. Будь достоин этого звания.

– Вы говорите прямо как Алек, – отметил Джейс. – Его вечно заклинивает на теме долга и моральных ценностей.

– Алек, Алек… Твой парабатай? Паренек из клана Лайтвудов?