Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер (2014)

День у меня начинался еще до рассвета: я отправлялся бегать, пересекал Конкорд из конца в конец со своим мини-дисковым плеером в ушах. Потом, вернувшись в отель, заказывал целый литр кофе и садился за работу. Я снова мог рассчитывать на помощь Денизы: я позвал ее обратно из «Шмида и Хансона», и она согласилась вернуться на службу в мой офис на Пятой авеню. Я посылал ей написанное по электронной почте, а она вносила правку. Закончив очередную главу, я отправлял ее Дугласу, чтобы узнать его мнение. Забавно было наблюдать, сколько сил он вкладывает в эту книгу; я знал, что он не отходит от компьютера в ожидании следующей главы. И при каждом удобном случае он напоминал мне о неумолимо приближавшихся сроках, повторяя: «Если мы не закончим вовремя, нам крышка!» Он говорил «нам», хотя фактически ничем в этой ситуации не рисковал, просто был так же заинтересован в успехе, как и я.

Думаю, Дуглас испытывал сильное давление со стороны Барнаски и пытался меня от него уберечь: Барнаски боялся, что я не уложусь в срок без посторонней помощи. Он мне уже несколько раз звонил, дабы сказать это лично.

— Вам надо взять «негров», иначе вы ни за что не справитесь. У меня на это есть целые команды, вы набрасываете в общих чертах, а они пишут.

— Никогда, — ответил я. — Эту книгу пишу я, я за нее отвечаю. И никто это за меня не сделает.

— Ох, Гольдман, как вы надоели со своей моралью и честностью. Сейчас все пишут книги чужими руками. Вот Н., например, никогда не отказывается от «негров».

— Н. пишет книги не сам?

Он издал свой характерный дурацкий смешок.

— Ну конечно же нет! Как вы хотите, чтобы он выдерживал такой ритм? Читатели не хотят знать, как Н. пишет книги и вообще кто их пишет. Все, чего они хотят, — это каждый год в начале лета уйти в отпуск с новой книжкой Н. И мы им ее даем. Это называется коммерческий подход.

— Это называется обман публики, — отозвался я.

— Обман публики… Пфф, Гольдман, вы просто непревзойденный мастер высокой трагедии.

Я дал ему понять, что никто, кроме меня, писать книгу не будет, об этом не может быть и речи; он потерял терпение и сорвался на грубость:

— Гольдман, по-моему, я вам отвалил за эту гребаную книжку миллион долларов, и вы могли бы быть посговорчивее. Я сказал, что вам нужны мои негры, значит, они будут работать, мать вашу!

— Успокойтесь, Рой, книгу вы получите в срок. При условии, что прекратите отрывать меня от работы бесконечными звонками.

Тут Барнаски начал просто ругаться как извозчик:

— Черт вас раздери, Гольдман, вы сознаете, надеюсь, что с этой книгой я поставил на карту свои яйца! Свои яйца! На карту! Я вложился на куеву хучу бабла и рискую репутацией одного из крупнейших издательств страны. Так что если дело не выгорит, если книжки не будет из-за ваших капризов или еще какого говна и я пойду ко дну, вас я тоже утоплю, имейте в виду! И так, чтоб не выплыли!

— Я учту, Рой. Буду иметь в виду.

Барнаски, помимо чисто человеческих недостатков, обладал врожденным даром маркетинга: рекламная кампания — в виде громадных плакатов на стенах Нью-Йорка — только стартовала, а моя книга уже сейчас была книгой года. Вскоре после пожара в Гусиной бухте он выступил с громким заявлением: «Где-то в Америке скрывается писатель, который хочет выяснить правду о том, что же произошло в 1975 году в Авроре. Но это неудобная правда, и кто-то готов на все, чтобы заставить его замолчать». На следующий день New York Times поместила статью под заголовком: «Кто охотится за Маркусом Гольдманом?» Естественно, моя мать ее прочла и тут же мне позвонила:

— О боже, Марки, где ты?

— В Конкорде, в отеле «Риджентс». Номер люкс 208.

— Замолчи сейчас же! — закричала она. — Я не хочу знать!

— Но, мама, ты же сама…