Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер (2014)

— У нее иногда случались припадки, — всхлипнул он. — Я не мог ничего сделать. Она сама себя избивала. Она была и дочь и мать одновременно. Она себя била, а потом сама себя умоляла прекратить.

— И тогда вы включали музыку и закрывались в гараже, потому что это было невыносимо.

— Да! Да! Невыносимо! Я не знал, что делать. Моя дочь, моя милая дочь, она была так больна…

Он зарыдал. Тревис смотрел на него, в ужасе от услышанного.

— Почему вы ее не лечили? — спросил Гэхаловуд.

— Я боялся, что ее у меня отберут. Что ее посадят в сумасшедший дом! И потом, со временем приступы становились все реже. Несколько лет мне даже казалось, что пожар постепенно изгладился из ее памяти, я даже думал иногда, что эти сцены прекратятся совсем. Ей становилось все лучше. До лета 1975 года. Внезапно у нее опять начались сильнейшие приступы, не знаю почему.

— Из-за Гарри, — сказал Гэхаловуд. — Встреча с Гарри была для нее слишком сильным эмоциональным потрясением.

— Это было страшное лето, — отозвался отец Келлерган. — Я чувствовал, когда приближались приступы. Я почти мог их предсказывать. Это было ужасно. Она била себя линейкой по пальцам и по груди. Она наливала полный чан воды и совала туда голову, умоляя мать перестать. А мать ее собственным голосом поносила ее почем зря.

— Вы сами когда-нибудь ее так топили?

— Джереми Льюис клялся, что только это и поможет! Мне говорили, что он считает себя экзорцистом, но мы с ним никогда это не обсуждали. А потом вдруг он мне заявляет, что в тело Нолы вселился нечистый и его надо изгнать. Я согласился, только чтобы он не выдал Нолу полиции. Джереми был совершенно ненормальный, но что еще я мог сделать? У меня не было выбора… В этой стране детей сажают в тюрьму!

— А побеги? — спросил Гэхаловуд.

— Она однажды убежала из дома. На целую неделю. Помню, это было в самом конце июля 1975 года. Что мне было делать? Звонить в полицию? И что им сказать? Что моя дочь сходит с ума? Я решил, что подожду до конца недели, а потом подниму тревогу. Я всю неделю ее искал, днем и ночью. А потом она вернулась.

— А что произошло тридцатого августа?

— У нее был сильнейший приступ. Я никогда ее не видел в таком состоянии. Я пытался ее успокоить, но ничего не помогало. Тогда я ушел в гараж, чинить этот проклятый мотоцикл. Включил музыку на полную мощность. Я там прятался почти до самого вечера. Что было дальше, вы знаете: когда я пошел к ней, ее уже не было… Я вышел было на улицу, решил обойти квартал, и тут услышал разговоры, что неподалеку от леса Сайд-Крик видели окровавленную девушку. Мне стало страшно.

— Что вы подумали?

— Честно говоря, сперва я подумал, что Нола убежала из дома и что она в крови от того, что сама с собой сотворила. Что Дебора Купер, вероятно, видела Нолу в самый разгар приступа. В конце концов, это было тридцатое августа, день, когда сгорел наш дом в Джексоне.

— У нее бывали раньше сильные приступы в этот день?

— Нет.

— Тогда что же могло вызвать такой припадок?

Дэвид Келлерган ответил не сразу. Тревис Доун понял, что надо ему помочь.

— Дэвид, если тебе что-то известно, ты должен нам сказать. Ради Нолы.

— Когда я в тот день вошел к ней в комнату, а ее там не оказалось, я нашел у нее на кровати распечатанный конверт. Адресованный ей. В нем лежало письмо. Думаю, это письмо и вызвало приступ. Там говорилось о разрыве.

— Письмо? Но ты никогда не говорил ни про какое письмо! — воскликнул Тревис.

— Потому что, судя по почерку, письмо писал человек явно не того возраста, чтобы иметь роман с моей дочерью. Как я мог об этом сказать? Чтобы весь город считал Нолу потаскухой? В тот момент я был уверен, что полиция найдет ее и приведет домой. И уж тогда я бы ее стал лечить по-настоящему! Всерьез!

— И кто написал это письмо про разрыв? — спросил Гэхаловуд.

— Гарри Квеберт.