Судя по тогдашним газетам, в день исчезновения Нолы никто не заметил ничего странного: ни убегающей девочки, ни какого-нибудь человека, слонявшегося у ее дома. Все считали ее исчезновение большой загадкой, которую убийство Деборы Купер только усугубляло. Однако некоторые свидетели — в основном соседи — указывали, что в тот день из дома семейства Келлерган доносились крики и шум; другие, впрочем, объясняли, что шум — это музыка, которую его преподобие, по своему обыкновению, включил на полную громкость. По сведениям Aurora Star, Келлерган-отец любил мастерить у себя в гараже и за работой всегда слушал музыку. Звук он прибавлял, чтобы заглушить грохот инструментов: он полагал, что хорошая музыка, пусть даже слишком громкая, все равно лучше, чем стук молотка. Но если его дочь звала на помощь, он вполне мог не услышать. Пинкас сказал, что отец Келлерган не может себе простить, что включил музыку так громко; с тех пор он живет затворником в их доме на Террас-авеню и все время крутит этот самый диск так, что можно оглохнуть, как будто себе в наказание. Из всей семьи в живых остался он один. Мать Нолы, Луиза, давно умерла. По словам Пинкаса, когда стало известно, что откопали тело малышки Нолы, дом старого Дэвида Келлергана осадили журналисты.

— Это была невероятно грустная сцена. Он произнес что-то вроде: «Значит, она умерла… Я все это время копил деньги, чтобы она могла поступить в университет». И представь, на следующий день у его дверей выстроилось пять фальшивых Нол. За баблом. У бедняги от этого совсем крыша съехала. В дикие времена мы живем, Маркус, честное слово: столько дерьма у людей в душах. Я так думаю.

— А отец часто так делал, музыку ставил на полную мощность? — спросил я.

— Да, все время. Кстати, о Гарри… Знаешь, я тут вчера встретил в городе мамашу Куинн…

— Мамашу Куинн?

— Ну да, это прежняя владелица «Кларкса». Она тут всем направо и налево говорит, что всегда знала, что Гарри имел виды на Нолу… Якобы у нее тогда было неопровержимое доказательство.

— Что за доказательство?

— Понятия не имею. От Гарри есть какие-нибудь новости?

— Я к нему завтра поеду.

— Передавай от меня привет.

— Навести его, если хочешь… Ему будет приятно.

— Не уверен, что мне сильно хочется.

Я знал, что семидесятипятилетний пенсионер Пинкас, который всю жизнь работал на текстильной фабрике в Конкорде, нигде не учился и очень жалел, что может утолить свою страсть к книгам не иначе как в должности библиотекаря на общественных началах, был навеки благодарен Гарри за то, что тот разрешил ему посещать вольнослушателем лекции по литературе в Университете Берроуза. Поэтому я всегда считал его одним из самых верных друзей Гарри; и вот теперь даже он предпочитает держаться от него подальше.

— Знаешь, — сказал он, — Нола была такая необыкновенная девочка, кроткая, всегда приветливая. Ее здесь все любили! Она нам всем была как дочка. Так как же Гарри мог… Я хочу сказать, даже если он ее не убивал, он написал ей эту книгу! Блин, ей пятнадцать лет было! Девочка совсем! И так ее любить, чтобы книгу ей написать? Я со своей женой пятьдесят лет прожил, и мне ни разу не захотелось написать ей книгу.

— Но эта книга — шедевр.

— Эта книга — дьявол! Извращение! Кстати, я выбросил все экземпляры, какие тут были. Люди слишком потрясены.

Я вздохнул, но промолчал. Не хотелось с ним спорить. Только спросил:

— Эрни, можно мне пришлют посылку сюда, на адрес библиотеки?

— Посылку? Конечно. А почему?

— Я попросил домработницу взять у меня дома одну важную вещь и послать мне через FedEx. Но пусть лучше ее доставят сюда: я не так часто бываю в Гусиной бухте, и там почтовый ящик забит всякой дрянью, я в него даже не заглядываю… Здесь я, по крайней мере, буду уверен, что она дойдет.