Защищая Джейкоба - Уильям Лэндей (2019)

То, что мой отец жив и что Элизабет уже с ним связалась, стало для меня двойной неприятной неожиданностью. У этой женщины было передо мной преимущество. Она не просто знала мое происхождение, но вовсе не считала его историей. Для доктора Фогель она не была тяжким крестом. Для нее попытаться связаться с Билли Барбером было ничуть не труднее, чем взять телефонную трубку.

– Он говорит, что вы должны его попросить.

– Я? Да он не узнал бы меня, даже если бы я обеими ногами залез в его миску с баландой.

– По всей видимости, ваш отец хочет это изменить.

– Да? С чего вдруг?

– Он стареет, ему хочется хоть немного узнать своего сына. – Она пожала плечами. – Чужая душа – потемки.

– Значит, он знает обо мне?

– О, ваш отец знает о вас все.

Я почувствовал прилив мгновенно охватившего меня какого-то детского возбуждения: отец! Но потом настроение так же стремительно упало при мысли о Кровавом Билли Барбере.

– Скажите ему, чтобы шел к черту.

– Я не могу этого сделать. Нам нужна его помощь. Необходим образец его ДНК, чтобы утверждать, что генетическая мутация – это не одноразовый сбой, а семейная черта, передающаяся от отца к сыну, а от сына – к внуку.

– Можно получить судебное предписание.

– Не ставя в известность о своих планах окружного прокурора – нет.

Я покачал головой.

– Энди, ты должен подумать о Джейкобе, – впервые за все это время подала голос Лори. – На что ты готов пойти ради него?

– Ради него я готов спуститься в ад и вернуться обратно.

– Что ж. Примерно это от тебя и требуется.

19

Потрошильня

В последнюю неделю августа – в ту самую нерабочую неделю, в неделю сплошных воскресений, когда мы все двигаемся чуть медленнее, оплакиваем уход лета и морально готовимся к приходу осени[10], – вдруг ударила оглушительная жара и наступила такая духота, что никто не мог говорить решительно ни о чем другом: когда жара уже пойдет на спад, какие новые рекорды побьет температура и как выматывает эта дикая влажность.

К тому моменту мы тоже немножко одурели от духоты, и Лори, и Джейкоб, и я. Оглядываясь назад, сам с трудом могу поверить в то, насколько поглощен собой я был тогда, как будто центром во всей этой истории был я, а не Джейкоб и не вся наша семья. Вина сына и моя собственная вина прочно переплелись в моем мозгу, хотя никто никогда впрямую ни в чем меня не обвинял. Я, разумеется, разваливался на куски и сам это понимал. Отчетливо помню, каких усилий мне стоило держаться, делать вид, что все в порядке, не сломаться.