Защищая Джейкоба - Уильям Лэндей (2019)

И даже сейчас, возвращаясь мыслями к тому моменту, когда впервые была высказана вслух идея о «гене убийцы», и не кем-нибудь, а Лори, я чувствую, как мышцы спины у меня каменеют, а вдоль позвоночника разбегаются мурашки гнева. Ген убийцы был не просто гнусной идеей и клеветническим измышлением – хотя он, без всякого сомнения, был и тем и другим. Он был еще и личным оскорблением для меня как юриста. С моей точки зрения, это было чистой воды мракобесие, извращающее смысл настоящей теории ДНК и генетического компонента поведения и подменяющее их псевдонаучными бреднями нечистоплотных адвокатов, циничной наукообразной галиматьей, подлинная цель которой – манипулирование присяжными и запудривание им мозгов имитацией научных фактов. Ген убийцы – ложь. Ловкое надувательство со стороны адвокатов.

Кроме того, эта идея была глубоко разрушительной. Она подрывала саму основу уголовного права. В суде мы наказываем за преступное намерение – mens rea, виновную мысль. Существует древнее правило: actus non facit reum nisi mens sit rea — «деяние не делает виновным, если невиновна мысль». Поэтому мы не судим детей, пьяниц и шизофреников: они не способны принять решение о совершении преступления с подлинным пониманием значения своих действий. Свобода воли для закона так же важна, как и для религии или любого другого морального кодекса. Мы же не наказываем леопарда за его свирепость. Хватит ли у Лоджудиса наглости вопреки всему все-таки разыграть эту карту? «Испорченный от рождения». Я был уверен, что он попытается. Несмотря на все законы и все научные факты, он будет нашептывать присяжным в уши, точно сплетник, разбалтывающий секрет. Он найдет способ.

Лори, разумеется, оказалась права: проклятый ген убийцы будет преследовать нас, пусть и не совсем так, как она себе это представляла. Но на той нашей самой первой встрече Джонатан и я сам, взращенные на гуманистических традициях закона, инстинктивно бросились отрицать это. Мы отмахнулись от нее. Однако же идея завладела воображением Лори – и Джейкоба тоже.

Челюсть у моего сына отвисла в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.

– Кто-нибудь здесь объяснит мне, о чем вы все говорите?

– Джейк, – начал я, но язык отказался мне повиноваться.

– Что? Да скажите же мне уже кто-нибудь!

– Мой отец сидит в тюрьме. Он там уже много лет.

– Но ты же никогда не знал своего отца.

– Это не совсем правда.

– Но ты же сам говорил! Ты же сам всегда это говорил!

– Да, я это говорил. Прости меня. Я действительно никогда не знал его по-настоящему, это правда. Но я знал, кто он.

– Ты мне врал?!

– Я не говорил тебе всей правды.

– Ты врал.

Я покачал головой. Все мои доводы, все мои детские соображения сейчас казались смехотворными и никуда не годными.

– Я не знаю.

– Боже. Что он сделал?

Глубокий вдох.

– Он убил девушку.

– Как? За что? Что произошло?

– Мне не очень хочется это обсуждать.

– Тебе не хочется это обсуждать? Ну, понятное дело, еще бы тебе хотелось это обсуждать!

– Он плохой человек, Джейкоб, и точка. Давай на этом и остановимся.

– Почему ты никогда мне об этом не рассказывал?

– Джейкоб, – мягко вмешалась Лори, – я тоже не знала. Папа рассказал мне только вчера вечером. – Она накрыла руку сына своей и сжала ее. – Все в порядке. Мы пока пытаемся все это переварить. Постарайся не терять головы, ладно?

– Просто… просто этого не может быть. Почему ты никогда мне об этом не рассказывал? Это же мой… кто он мне… мой дед? Как ты мог скрывать это от меня? Что ты о себе возомнил?

– Джейкоб! Как ты разговариваешь с отцом?

– Лори, ничего страшного. Он имеет право злиться.

– Я и злюсь!